Сели мы с женой, и каждый про себя свою думу думает.
Вспомнилось мне, как когда-то, когда я еще пастушком у барина скот пас, стоял в господском лесу дуб — крепкий, могучий, всем дубам царь. И молнией расколот, и пламенем выжжен, и дупло у него гнилое, а листья из года в год все зеленее и зеленее. А в дупле его целый десяток пастушат мог поместиться.
Старые люди про дуб этот сказки рассказывали… Бывало, что ни случись — все это будто именно у этого самого дуба и происходило. И дед мой, отправляясь в лес по грибы или по орехи, любил под дубом этим посидеть.
«Сколько дерево это, — говорил, бывало, дед, — людских слез и всякой напасти на своем веку перевидало!.. Если бы оно обо всем, что видело, могло рассказать, то ни в одной книге в мире этого не уместить бы. Во время восстания у старого дуба тридцать партизан с атаманом были расстреляны. Тут же их и закопали. Вот от крови, пролитой ими, листва дерева всегда такая свежая и зеленая. Эх, хороший дуб был!»
Но только немцы захватили Литву, как тотчас же распилили старый дуб и увезли куда-то… Говорят, генералу какому-то важному на гроб… Вот тот дуб был, а это что!..
Сижу я, гляжу на дубок наш, а жена как будто мои мысли читает.
— Засохнет наш дубок, — говорит она. — Смотри, земля-то вокруг него сухая, пропадет деревцо!
А я ее успокаиваю:
— Дуб не простое дерево, он на столетия себе жизнь готовит. Вот увидишь, как он еще примется да приживется, дай только срок, пусть его корни как следует соку напьются да расправятся по-настоящему… И ты еще не раз в его тени посидишь, и дети наши внукам расскажут, как прадеды сажали его, когда барское поместье делили…
— Ох-хо-хо! И в имении мы из голода и холода не вылазили, да и сейчас на своей земле, наверно, ноги протянем, — говорит жена. — Боком вышла нам новая жизнь. И не видать конца-краю мученьям…
Правду сказала жена, но нужно же мне ее утешить как-нибудь, и вот я, кривя душой, отвечаю:
— Псу тоже все кошачья жизнь снится, ему бы тоже на печи погреться, да вот приходится лаять на дворе на холоде. И нам с тобой если уж суждено бедовать — победуем, а то, может, еще и лучших времен дождемся.
А жизнь, как говорится, своим чередом шла… Однажды среди лета вдруг мороз ударил. Во время жатвы землю градом побило. Так и стояла она, белая да обледенелая, до самого полудня. Начались нехватки…
А потом на детей мор пошел. Бывало, только и слышно, как на деревне в доску колотят — на похороны зовут.
Лег и наш старшой в могилу. Три дня только и промучился.
Страх напал на людей, принялись они пожертвования собирать, комитеты разные устраивать. Получил и я разок из комитета этого муки гороховой да сахару килограмм.