— А? — Робко отозвалась я.
— Это же я. — Снова положил руку на плечо. — Ну, не бойся.
— И? — Для меня это ничего не меняло. До него в этой комнате вообще никогда нога мужчины не ступала, кроме идиотов-дружков братца, разумеется. — Я знаю тебя всего-то ничего!
Дима хмыкнул. Его ладонь уверенным движением прошлась от моего затылка к копчику. Еще раз. Он меня гладил. Гладил! Вот упрямый и наглый тип. Ммм…
— Эй, Маш. Я же помню тебя красивой, не стесняйся.
— Красивой? — У меня даже в горле пересохло.
— Ну да. Тогда, в автобусе. — Он убрал руку. — Увидел и не мог оторвать глаз. Силой воли заставлял себя отвернуться и вообще не соображал, что делаю. Взгляд упорно снова и снова возвращался к тебе. — Дима прочистил горло. — Такая хрупкая, маленькая. Тоненькие плечики, аккуратные пальчики с ногтями, покрытыми желтым лаком. Золотистые волосы, надменно вздернутый вверх подбородок, глаза, прожигающие презрительностью и освещающие все вокруг. Светлые, яркие. Такие, что я оглох, ослеп и вообще забыл, где нахожусь.
Этот парень, похоже, был серьезно настроен выиграть этот дурацкий спор. Я обернулась, чтобы убедиться, что он не читает по книге и вдруг встретилась с ним взглядом.
Димка сиял ярче новогодней елки. Сидел, пялился на меня и улыбался, закусив губу. Странное чувство, но мне почему-то захотелось ему поверить.
А вдруг? Вдруг все правда? Вдруг он со мной искренен? Что если довериться этому парню, открыться? Вот так, как я сейчас показывала ему свое лицо с опухшими веками, недоумевая, почему мне всегда рядом с ним так легко. Мгновение, и этот прекрасный момент исчез так же быстро, как снежинка, упавшая и растаявшая на ладони.
Хлопнула входная дверь.
— Пашка… — произнесла я, втягивая носом больше воздуха.
— Твой брат? — Разглядывая мое лицо, спросил Дима.
— Ага…
Мне даже показалось, что температура тела моментально взметнулась до точки кипения. Шаги, копошение, и через секунду взбудораженный Суриков уже стоял на пороге моей комнаты.
Его серые глаза сначала сузились, потом угрожающе распахнулись при виде незнакомца, кадык заходил ходуном. Когда пальцы брата стали медленно сжиматься в кулаки, из кухни послышались мамины шаги. Но Калинин, явно не растерявшись, встал и направился к вошедшему.
— Дима, — протянул руку в приветствии.
Я представила самое худшее, на что только был способен Павлик, и сжалась от страха. Но тот, не удосужившись даже захлопнуть раскрытый от удивления рот, пожал руку парня и процедил сквозь зубы:
— Паша.
— Очень приятно! — Добродушно заметил Калинин. Наверное, еще и улыбнулся. Этого я не видела, Дима стоял ко мне спиной.