— Сыпь в Норвегу возили, — ответил новгородец. — Зерно.
— Торговля? — Окольничий удивленно задумался. — Не слыхал, чтоб из Колмогор торговый путь до немцев лежал.
— Лучше расскажи, Акинфий, — молвил князь Петр, — не заходят ли к поморским берегам свейские корабли? Может, бывают возле Мурмана? Нынче мы со свеями крепко воюем, как бы они нам с этой стороны дурна не учинили. Поберечься бы. В прошлые-то времена, когда на здешних землях новгородская господа государила, как бывало?
— Всяко цто бывало. Да давнёхо ни свеев, ни мурман не видали. Свейски-то бусы и шняки полста лет тому новгородчи со своих лодий побили, ко Двинской губе-от не сподпустили их. А годов за тридесять до того мурманы гостили. Полтысяци так голов нагрянули морем. Пожгли монастырский погост на Варзуге-реке, потом на Двине разохотились — монахов николо-корельских да михайловских посекли, други погосты да сельцы разору предали. Двиняны у них две шняки отбили. Остатние незваные гости едва-от ноги за море унесли.
— А финских людей из Каяни свей насылают в набег?
— О таком не слыхано.
— Добре. Ту землю корельскую у Каяно-моря, с которой Новгород некогда брал дань, свей на словах доныне за Русью признают, а молчком заселяют ее своими данниками, финским племенем. Поставили крепостицу и межевой камень, за который государевых людей не пускают ни торговать, ни промышлять. Пока еще мало там той финской чуди, ну а как наплодится, верно дело, свей против нас ее станут насобачивать. Государь Иван Васильевич, дай ему Господь многая лета, изъявил желание вернуть ту землю со всею корелою, живущей на семи реках, под свою державную руку, а пришлых финских людей изгнать и селения их пожечь.
Причины, по которым великий князь московский заратился на свеев, были хорошо всем известны. Несколько лет назад свейский наместник северной Каяни, Норботнии по-тамошнему, приказал схватить большое число новгородцев и русских корел, что промышляли рыбу у тех берегов Каяно-моря. Их обвинили в нарушении границы и грабеже да по-быстрому казнили: кого повесили, кому отсекли руки. Кому-то удалось бежать из плена. После того свейское войско двинулось на порубежье и заняло русско-корельские земли. Государь в то время был занят, воюя с Литвой. Только в прошлом году развязал себе руки для отпора свейской наглости. Рать Ушатых была уже третьей в этой войне.
— Из тех людишек, цто от королевского плена сбегли, двое в Колмогорах осели, — сказал Истратов. — На двоих две руки, обоя левые.
— А что, Акинфий, — предложил князь Петр, после долгого молчания отбросив тяжкие думы о государевых делах и русских обидах от иноземцев, — не позвать ли баб-песельниц? Что-то уныло у нас стало. Пускай споют быль-поморщину да развеселят.