— Мурманы-то... дак немчи и есть. Кто ж ешшо. А мурманами зовуцца от моря Мурманска, моря-окияна, которо лопску землю с северу моет. За тем морем далеко живут, на норвецком берегу. Оттуда и приходят на своих бусах-корабелках. В досельны-то годы, в старину бывалу, новгородчи с корелой ходили туда дань с тамошней лопи брать. Племя тако дикуще — лопяне. А и мурманы с нашей лопи дань берут.
— Как же — и нам и им лопское племя дань дает? — удивился отрок.
— Дает. Им-от, лопи дикой, все равно, кому давать. А даньщики ихные с нашими, быват, вздорили, быват, и бились. Порато бились. Ну, крепко, весьма, — объяснил двинянин незнакомое Митрохе здешнее словцо.
Мальчишка задумался, затвердел скулами. Наконец сказал:
— Мурманы, свей, каяны. Всё едино немцы. Возьму и я с них свою дань.
От крыльца дома с высоким всходом донесся шум голосов, крики. Несколько послужильцев, среди которых были и посольские, и воеводские, ругались с оборванным и косматым простолюдином в войлочной поморской шапке. Мужик был плечист и здоров, как конь, в левой руке держал на весу толстый длинный сук. Всем видом говорил, что готов пустить свою дубину немедля в дело.
— Пшел, дурень сиволапый, куда лезешь мохнатым рылом.
— У князь-государя воинских людей хватает, чтоб еще безрукие в службу просились.
Митроха пригляделся — одной руки у мужика впрямь не было. Он ушел с завалинки, чтобы послушать перебранку.
— А я и одной рукой вас, робятушки, всех оземь тут положу, ежели захотите.
— Чиво-о?
Двое послужильцев пошли на наглеца: один подхватил брошенный кем-то на земле топор, другой заголил саблю. Мужик немного отступил, перехватил поудобнее палку и осклабился.
— Ну коли не боитесь, робяты...
Но драке не дали начаться. Меж противниками встряли, оттеснили по сторонам.
— Ступай прочь, дядя. Мы убогих не трогаем. Был бы ты о двух руках, тогда и разговор бы был.
— Робятки! — Мужик бросил дубину и пал на колени, перекрестил лоб. — Христом Богом прошу... возьмите с клятыми немчами воевать. Порато надо! Те окаянные нехристи руку мне отняли за так, а приятелев моих, с которыми промышляли рыбу на Каяне-море, голов лишили. А я им глотки грызть стану, только с собой возьмите, робятки! Воеводу покликайте, служивые! Ну крещеные вы аль нет?!.. Совесть-то у вас христьянская есть?
Его вопли не слушали. Втроем взяв мужика под руку и за тулово, выволокли со двора. Следом бросили палку.
Митроха подождал, пока служильцы уйдут от ворот, и выскользнул на улицу. Вытолканный взашей простолюдин сидел в траве у забора, поникнув, подогнув под себя ногу, и беззвучно содрогался. Отрок молча встал перед ним, сунув большие пальцы рук за пояс и размышляя. Мужик поднял голову, махнул единственной рукой, отгоняя его прочь. Из глотки вырвалось короткое глухое рыданье.