Лежавший с закрытыми глазами Митрофан снова почувствовал разбитым лицом тепло последних лучей солнца. Клювоносый ушел, впервые за много лет оставив после себя поганое, давно забытое чувство страха и липкой мерзости.
Митрофан перевалился на грудь. Охнул, переждал резкую боль и пополз, как ящерица, медленно передвигая поочередно ноги и руки, к Валитовой скале. Его мутило, в голове будто носился вспугнутый табун лопских оленей. Каждое движение резало как ножом в ребрах. Встать на ноги даже не пытался.
На пути ему попался тонкий ручеек, исчезавший в камнях. Когда смыл с головы корку крови и немного отдохнул, землю и море уже накрыло темным клобуком ночи.
Он полз до рассвета. В лохмотья стирал камнями кожу на ладонях, падал с узкой тропы, взбирающейся на скалу. Терял сознание. Кричала и выла, как волк зимой, поломанная плоть. Одежда превратилась в рванину.
И все же дополз. С первым вырвавшимся из-за моря заревым снопом света он утвердил на камнях икону, изрезанную с изнанки письменами. И стал исполнять завещание умершего монаха.
Часть третья
Лопская сторона
Лето 1526-е
1
Огарок свечи в глиняной плошке оплывал жирными потеками воска.
— А какая земля за Обским устьем лежит, того поморы ваши не ведают, — сказывал тюремный сиделец Васюк Палицын. — Незнаемая та земля. Глазами людскими не виданная, умом лишь зримая. Ежели плыть вдоль нее на ваших кочах и берег близь держать по правую сторону... долго-долго плыть, до самого краю... А за краем в иную сторону повернуть, на полудень. Так и окажешься в Китайском царстве, в городе Канбалыке. Стоит тот город на озере Катай, из глубин которого дивный звон слышится...
Васюк сидел на конце лавки задом к столу, лицом к гостю, молодому клочкобородому детинушке. Тот притулился на убогом темничном ложе из еловых лап и плетеной рогозины.
— Откуда ж то ведомо?
— Ведомо... Посольский дьяк Герасимов живописал сию картину при мне, когда мы с Васей Тучковым сидели в келье у ученого афонского грека Максима. А уж старый-то Герасимов и про царство Китай разумеет, и про ваши поморские края — сам по Студеному морю плавал государевым послом в латыну.
— Дивно мне все ж. Море за Вайгач-островом и летом в торосах лежит, редкий-то год очищается. Кочи, быват, на вервии по льдяным полям тянут. А дале и вовсе пути морем не хожены, горы льдяные не пускают. Поморы через Ямальский Нос до Оби по рекам ходят да волоком. Как же говоришь — морем на восход дальше плыть? Те-то льды, может, и на тыщи верст лежат?
— Вот и надо проверить-то, Васята. Мне бы лишь из темницы выйти, а там я бы сговорил ваших поморов, кто поотважнее, из Обской губы плыть навстречь солнцу.