– и Серов постиг все-таки это тонкое искусство ошибки.
«Я разговаривал со многими людьми, – рассказывал В. Э. Мейерхольд, – с которых Серов писал портреты: меня интересовал процесс их создания. Любопытно, что каждый из них считал, что именно с его портретом у Серова произошло что-то неожиданное и необъяснимое. Но так как это неожиданное происходило со всеми, то, значит, таков был метод работы Серова. Сначала долго писался просто хороший портрет, заказчик был доволен и его теща тоже. Потом вдруг прибегал Серов, все смывал и на этом полотне писал новый портрет с той самой волшебной ошибкой, о которой он говорил. Любопытно, что для создания такого портрета он должен был сначала набросать „правильный“ портрет.
Забавно, впрочем, – добавляет Мейерхольд, – что многим заказчикам „правильные“ портреты нравились больше»[45].
Ну, это Мейерхольду забавно! Он-то не был «заказчиком», а они, заказчики, были не Мейерхольды…
Поэтому не раз и не два даже в период известности, в период славы приходилось Серову переживать унизительные замечания.
– Остановится вот этак, – рассказывал он Н. П. Ульянову, – в позе своего папá, этакий поросенок, дегенерат, и говорит: «А у мамы вы нарисовали глаз кривой. Она совсем не такая!» А потом подойдет еще кто-нибудь из семьи и подтвердит слова молокососа. Иногда на сеансе, – продолжал он, закуривая, – схватишь вот этак сигару, да какую покрепче, сосешь, сосешь, а потом – что такое? Вдруг головой о притолоку.
Вспомним в связи с этим рассказ С. А. Толстой о том, что Серов начал ее портрет хорошо, а потом испортил.
Но попадались, конечно, и такие (это уже вопрос ума), которые, как Морозов, были довольны портретом, во всяком случае утверждали, что довольны.
Не о нем ли – Морозове – говорил Серов, отвечая на вопрос того же Ульянова: «Неужели не было таких заказчиков, которые остались бы вполне довольны вашей работой?»
– Вполне довольны? Не помню. Кажется, никто… Впрочем, нет! Один расшаркивался в похвалах, благодарностях. Вот люди! Поймите их! Расшаркивался как раз тот, который более, чем кто-либо, мог быть на меня в претензии. Чудак! Да, за всю жизнь из всех заказчиков такого рода остался доволен только один!
Вот на такой почве и процветал союз Серова с заказчиками «такого рода». Когда же становилось уже очень тяжело, он прибегал к испытанному средству: уезжал в Домотканово. (Денег на покупку своего участка земли все еще не было.) Он жил в Домотканове зимой 1901 года и написал там «Полоскание белья» – одну из самых обаятельных вещей – характерный зимний пейзаж средней России: снег, изгородь, крестьянские домишки на окраине села, две бабы полощут в ручье белье да впряженная в дровни понурая лошаденка. В другой домоткановской работе этого года – «Стог сена» – опять лошадь, опять изгородь, стог, сарай…