Коровин писал этюды, а Серов только рассматривал их, и вдруг, представив себе по ним Испанию, ее раскаленные дороги, высохшую от жары и безводья траву, поблекшее от солнца небо, сделал акварель: Дон Кихот и Санчо. Это было двадцать пять лет назад, в 1885 году.
И вот лишь теперь, в своей предсмертной жажде жить, наверстать, взять те радости, что упущены, успеть осуществить свои мечты, он поехал в Испанию. Но тоже как-то не сразу. Сначала что-то вроде рекогносцировки…
Он и в Биарриц, собственно, согласился приехать писать портрет отчасти потому, что этот фешенебельный курорт расположен недалеко от испанской границы, а Цетлины просили его распоряжаться их автомобилем по своему усмотрению.
Он в первые же дни успел побывать в пограничных испанских городах: Сен-Себастьяне и Фуэнтеррабиа.
И лишь потом, усилив таким искусственным способом свою тоску, поехал по-настоящему: бродить, смотреть, писать… Теперь он поехал в Мадрид и Толедо.
Но Серов в 1910 году уже не тот юноша, который бродил по музеям Голландии, сравнивал картины с живой страной, приходил в восторг и писал об этом длинные восторженные письма. Слишком много он видел за эти годы: Италию, Францию, Германию, Грецию изъездил вдоль и поперек, бывал в Дании и в Австрии.
И он уже немного равнодушно пишет что-то вроде отчетов: то-то понравилось, а вот то-то нет.
Не понравилась архитектура «христианнейшего Средневековья», зато понравилась мавританская архитектура Толедо, там же – дом Сервантеса, тоже понравился: «совершенно из Дон Кихота», в Мадриде смотрел бой быков, ездил в загородный дворец испанских королей Эскориал.
Но главное, конечно, картины. Картинами Серов никогда не уставал восхищаться, сколько бы он их ни видел, а мадридский Прадо – один из величайших музеев мира.
Хорошо посмотреть Веласкеса на его родине, да и Тициан здесь отличный, Мантенья, Дюрер, Рафаэль. Но вот Гойя, великий Гойя, чьи картины почти все остались в Испании, неожиданно разочаровал. «Гойя… так себе, и даже очень так себе – это гениальный дилетант».
Такие слова Серова о Гойе кажутся поначалу совершенно непостижимыми. Ведь они художники, столь схожие во многом.
Серов преклонялся перед Веласкесом, так же как некогда Гойя, и на обоих Веласкес оказал значительное влияние, у них одинаковый взгляд на натуру, одинаковое отношение к ней, они ставят себе схожие цели, когда пишут портрет. Политическая графика Серова вызывает в памяти гойевские офорты, особенно «Бедствия войны». Да, они были людьми с одинаковыми мировоззрением и мироощущением, они ненавидели деспотизм, ложь, лицемерие, пошлость, глупость, ненавидели страстно и яростно. Но Гойя эмоциональнее Серова – это несомненно – и поэтому острее его. Портреты Гойи еще более, чем серовские портреты, похожи на карикатуры.