– Ты их скоро заберешь, – тихо повторил он.
– Я ведь могу работать, – еле слышно откликнулась Агнес. – Я же плела корзинки и коврики, я это с закрытыми глазами могла делать!
– Вот и славно. Ну, выше хвост, Агнес, все наладится! Пойдем купим пирожков для Фила.
На обратном пути Робин понял, что ему надо делать. Сначала, конечно, доехать до Ноттингема и рассказать Бернару Вексену, что леди Эмилия родила двух сыновей, и что со всеми все хорошо. А потом… Он криво улыбнулся, всматриваясь в знакомый лес. Что Зигфрид Мазер любит больше всего на свете? Свою старшую дочь Эмилию, свою новую подругу Розалину и деньги. Оставим Эмилию в покое – она молодая мать, она сестра Изабеллы и внучка Вексенов. Значит, Розалина и деньги. Деньги и Розалина.
***
Платье когда-то было сшито для Эмилии, но сейчас его надела Изабелла.
– Эмили ведь разрешила бы мне, правда, бабушка? – щебетала она, разглаживая на себе руками чуть примявшийся шелк жемчужно-розового оттенка.
– Конечно, разрешила бы. Ты такая красавица, Изабель! У меня есть дивная золотистая сетка, тебе подойдет – уберешь волосы, откроешь шею, будет восхитительно смотреться. Жаль, Бернар тебя сейчас не видит, он бы гордился! И возьми мои жемчужные серьги, они прекрасно подойдут к платью Эмили.
– Спасибо.
– Все благородные рыцари, которые будут на этом обеде в Гавре, сойдут с ума. Кстати, я слышала, что на пиру будет даже молодой Куртене, а он, между прочим, родня самому Филиппу Августу, – Аньес лукаво посмотрела на внучку, но та лишь равнодушно пожала плечами. – Пойдем, возьмешь серьги и сетку, а я пока прикажу готовить повозку. Пока ты соберешься – как раз и запрягут.
Изабелла наконец улыбнулась.
– Бабушка, вы ведь верите, что они успеют? – осторожно спросила она.
– Бедная девочка, не надо так изводиться. Да, я верю. Бернар – старый хитрый лис, он за время пути наверняка придумал не один способ спасти графа. И я думаю, они успели до казни – так что будь уверена, все хорошо.
– А если не успели?
– Не кисни, Изабель. Все будет хорошо. Собирайся-ка попроворнее.
За время пути до Гавра Изабелла успокоилась. В повозке, подвешенной на широких кожаных ремнях, можно было ни о чем не думать и даже наслаждаться дорогой. Не то что верхом на вороной кобыле, с которой только и гляди, чтобы не свалиться. Снаружи хлестал дождь, и, хотя в крытую повозку капли почти не попадали, буйные кудри Изабеллы от сырости завились еще сильнее. Наконец бескрайние тоскливые поля закончились, дождь стих, и девушка, выглянув из окошка, заметила, что впереди уже видны городские стены.