Тем самым я выражал свою скромность, ибо хотел сказать великим поэтам, что свет, исходящий от них, озаряет дорогу другим.
Короче говоря, основная идея стихотворения заключалась в следующем: существуют великие поэты, существуют маленькие. Не будь маленьких поэтов, не было бы и великих; не будь великих, не было бы и маленьких. Эта истина одинакова для всех областей жизни.
Мне очень нравилось мое стихотворение. Мне казалось, что никто не воспел свирель так, как я. Чем оно хуже «Свирели» Наима Фрашери или «Свирели пастуха» Чаюпи? У Асдрени тоже есть стихотворение о свирели, но его я своим конкурентом не считал.
«Свирель Марсиаса» было моим первым литературным произведением, которое я показал отцу.
Отец изучал греческий. Он знал древнюю литературу и мифологию. Мой Марсиас, нимфы и дриады, бог солнца Аполлон, а больше всего то, что сын стал поэтом, на несколько дней нарушили обычный ход его мыслей. Он был взволнован моими стихами; могу сказать, восхищен ими и хвалил меня.
Это было моим первым успехом на поэтическом поприще.
Но радость не длилась долго. Однажды отец показал «Свирель Марсиаса» очень известному поэту, Аполлону. Тот отнесся к стихам доброжелательно и с интересом, подумал немножко и сказал:
— Мальчик не без способностей. Но зачем воспевать Марсиаса? Что это за дриады и гамадриады? Так писали в старину. Теперь уж так никто не пишет.
Отец не передал мне всего. Вы догадываетесь, конечно, что он пересказал мне слова Аполлона по-своему умело и мягко. И все же я понял, что моя песня не понравилась поэту.
Пусть Аполлон был прав, но разве я к этому прислушивался? «Аполлоны всегда так поступают с бедными Марсиасами», — вздыхал я и чувствовал себя таким несчастным, словно это с меня живьем содрали кожу.
В конце концов я смирился с оценкой Аполлона, но долго еще не мог понять, почему не следует воспевать Марсиаса, наяд и нимф. Зачем же тогда все эти вещи учат в школе?
Так «Свирель Марсиаса» оказалась совсем не успехом, а первой моей литературной неудачей.
Кроме того, я начал понимать, что и отец не совсем одобряет мои стихи, хоть я ему и сын, — это было грустнее всего и повергло меня в размышления…
Прошло несколько месяцев. Как-то вечером гуляли мы с отцом у Поградецкого озера, по песчаному пляжу Старовы. Вдруг раздались звуки свирели. Игра была очень красива, и мы невольно остановились, прислушиваясь.
Звуки стали приближаться, и вскоре за изгородью показалась голова пастуха с черными, месяцами не стриженными волосами, — настоящий еж. Его лицо едва виднелось среди копны волос и такой же черной, неделями не бритой бороды. У губ он держал свирель.