.
Наводнение дано в трех моментах.
…Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури…
И спорить стало ей невмочь…
и далее:
Нева…
Приподымалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь, остервенясь,
На город кинулась.
Далее дан город во власти затопившей его реки.
Стояли стогны озерами,
И в них широкими реками
Вливались улицы…
Торжество стихийных сил длилось недолго.
…Утра луч
Из-за усталых, бледных туч
Блеснул над тихою столицей
И не нашел уже следов
Беды вчерашней…
В порядок прежний все пришло.
…Утра луч
Из-за усталых, бледных туч
Блеснул над тихою столицей…
Медный Всадник торжествует. «И нам чудится, что среди хаоса и тьмы этого разрушения, из его медных уст исходит творящее «да будет»[303]. Центральный образ поэмы – Петр здесь в поэме не «самовластный помещик», а носитель творящих, разумных сил. Во вступлении он показан вызывающим к бытию новый град своей «волей роковой».
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел…
И думал он…
Здесь будет город заложен…
Кто он? Имя не названо. Это умолчание придает особенную торжественность. Петр превращен в символ творческой мысли, символ той воли, которая побеждает «супротивление стихий». В дальнейшем символический смысл выступает еще сильнее. Петр становится «Медным Всадником», «кумиром на бронзовом коне». Поэт называет его «мощным властелином судьбы», «чьей волей роковой над морем город основался». Такое понимание Петра весьма не понравилось царю-цензору. «Медный Всадник» не был пропущен. И лишь после гибели Пушкина, когда Жуковский, согласно указаниям Николая, изменил текст, петербургская поэма Пушкина вышла в свет. В ней «кумир» был заменен «гигантом», а вместо многозначительных строк:
Того, чьей волей роковой
Над морем город основался…
после поправок Жуковского стояло:
И с распростертою рукой
Как будто градом любовался.
Пушкин в «Медном Всаднике» запечатлел чеканными строками лучший памятник старого Петербурга – творение Фальконета, в которое скульптор вложил глубокую идею, сумев найти для нее выразительную форму. Всадник возвышается на скале, имеющей
форму падающей волны[304]. Вознесенный над гранитным пьедесталом, он конем попирает змия, олицетворение злых сил.
Линии, стремительно разбегающиеся, определяют формы коня, очерчивают складки плаща, отброшенного назад сильным движением, формируют космы развевающейся гривы. Внезапно движение, парализованное какой-то могучей силой, замирает в круто подогнутых, застывших в воздухе передних ногах коня. Силе взлета, бурного устремления вперед противопоставлена сдерживающая сила. Она подчеркнута поворотом головы всадника, спокойным и твердым, а также линией правой руки, пересекающей быстрым и властным жестом общее движение, жестом, повелительно вносящим успокоение.