– Не всем полякам, конечно.
– Всем. – Его лицо окаменело, в строгости его голоса я уловила ужасы историй, пережитых им, но мне не рассказанных.
– А как насчет Павла? – спросила я. – Он поляк, и он помогает нам.
Он помолчал.
– Обещай мне, что больше не пойдешь, – с нежностью в голосе сказал он.
– Обещаю. – Я понимала, что хоть и произнесла эти слова, они были неправдой. Я бы снова вернулась к решетке, чтобы увидеть Эллу.
В ней было что-то, что говорило мне – я могу ей доверять, даже если Сол этого не видит.
Сол взял кувшин с водой, и мы пошли обратно по туннелю, в комнату. Когда мы приблизились, у прохода встала Баббе, не давая пройти.
– Что это? – воскликнула она, указывая на мой карман, из которого выглядывал край кренделя. За недели, проведенные в канализации, мы сблизились с Розенбергами, несмотря на трудности совместной жизни в такой тесноте, бытовых конфликтов между нашими семьями было немного. Но старая Баббе со временем становилась все более ворчливой и безумной, будто бремя жизни здесь изнашивало ее.
– Это мое, – возразила я, пытаясь обойти ее.
Баббе повернулась боком ко мне, чтобы пропустить.
– Воровка! – закричала он, думая, что я взяла крендель из наших продовольственных запасов. Я открыла рот, чтобы сказать ей, что это не так. У нас даже не было обважанок; это не та еда, что принес Павел, как я могла ее украсть?
Не успела я ответить, как за спиной Баббе появилась мама.
– Как вы смеете? – обратилась она к Баббе, услышав разговор в туннеле. В последние несколько недель, по мере того как тянулось время и ее беременность здесь, мама стала угрюмой и замкнутой. Казалось, теперь она нашла в себе силы защитить меня.
– Она получает больше еды, – обвинила меня Баббе, тыкая своим скрюченным пальцем мне в лицо. – Либо она крадет, либо поднимается наверх без нашего ведома.
– Это просто смешно! – огрызнулась мама. Хотя она обычно относилась с почтением к пожилой женщине, она не потерпела бы от нее обвинений в мой адрес. Но она перевела взгляд на мой карман, и, увидев кусочек кренделя, ее глаза округлились. Я заметила, как она вспомнила, с каким выражением лица я смотрела на девушку на улице, и поняла, как именно я его получила. Выражение беспокойства на ее лице сменилось гневом.
И все же мама защищала меня:
– Оставьте мою дочь в покое. – Она подошла и встала между мной и Баббе. Затем опустила направленный на меня палец старухи. Это привело Баббе в бешенство, и она грубо схватила маму за запястье.
– Прекратите! – вмешалась я, крикнув чересчур громко, забыв о том, что нас могут услышать. Как она посмела так схватить мою беременную мать? Я протянула руку и попыталась вырвать мамино запястье из ладоней Баббе, но ее хватка оказалась на удивление крепкой. Мама высвободилась и дернулась назад. Ее нога подвернулась, и она с визгом рухнула мешком, словно раненое животное. Я быстро помогла ей подняться на ноги.