Подавленная, я вернулась в комнату. Я размышляла над тем, чтобы не сообщать остальным ужасную новость, чтобы мама не теряла надежды. Но я не могла утаить, что Павел больше не придет с едой.
– Павла арестовали! – воскликнула я. Дремавшая в дальнем углу Баббе зашевелилась.
Мама выглядела потрясенной.
– Ты уверена?
Я кивнула.
– Только что, в туннеле. Я видела собственными глазами.
Пан Розенберг встал с насиженного места.
– Немцы в туннеле? – Его лицо побледнело.
– Это была полиция, а не немцы.
Мое уточнение никого не успокоило.
– Они пришли за нами. Павел предупреждал, что это может случиться.
– Они ушли, – сказала я, пытаясь успокоить его, несмотря на собственную тревогу. – Они не знают о нас.
– Но они могут обнаружить нас, – запаниковал он, его глаза бегали туда-сюда. – Мы должны уходить, сейчас же, пока они не вернулись. – Его голос сорвался, он почти скрипел.
– Павел никому не расскажет о нас, папа, – заверил Сол, но в его голосе послышалось сомнение. А в глазах отражался такой ужас, которого я никогда не видела.
– Я уверена, он не проговорится, – быстро согласилась мама.
– Павел не выдал нас, – подтвердила я. – Здесь мы в безопасности. – Все тело пана Розенберга обмякло от облегчения. Мы переглянулись с Солом, спрашивая друг у друга, правда ли это. Павел был крепким человеком, и верным. Но никто не знал, что нацисты могут с ним сделать – сломается ли он или нет?
– У нас не будет еды. – Баббе (я не подозревала, что она слушала) резко выпрямилась на кровати. Хотя ее голос прозвучал без паники, как у ее сына, но в широких глазах отражалась тревога. – Как мы сможем выжить без Павла?
Ее вопрос так и повис в воздухе без ответа.
Полиция не вернулась. В следующие несколько дней наше беспокойство только росло. И хотя мы были по-прежнему в безопасности, мы лишились нашего единственного источника питания. Мы ели меньше, чем обычно. Делились крошками, они нам казались пиром, каждый старался не брать больше положенного. Но несмотря на наши старания сэкономить еду, через три дня после ареста Павла все закончилось.
– Что будем делать? – спросила я.
– Что-нибудь придумаем, – ответила мама, пытаясь скрыть беспокойство в голосе. – Нам придется найти другой способ прокормить себя.
– Но какой? – озадачилась я.
Пан Розенберг задумчиво потер бороду.
– Когда мы жили в гетто, поговаривали, что в доме есть человек, который хранит за стеной картофель.
– Если вы скажете, где его искать, я найду, – предложила я, не подумав.
– Выйти на улицу? – не веря своим ушам, спросила мама с лицом, полным ужаса.
– Нам нужна еда, мама. Я могу это сделать.