— Только слово.
— Я так и думал. А Луизины девочки… Они такие мастерицы!
Она промолчала. На самом деле капитуляция уже произошла — она позволяла его руке то, что и в мыслях не могла никому позволить! Умом не позволяла, но не дёргалась.
— Ты всё поняла?
— Да… Олег.
— Вставай, я отнесу тебя на место, пока ещё могу. Я только хотел попросить тебя. Попросить! Понимаешь, я не знаю, что это со мной. Я тебя хочу непрерывно, ещё, когда ты бежала к моей машине через двор. И когда я ждал неделю, чтобы тебя увезти. И в самолёте.
А уж здесь — места себе не нахожу. Еле держал себя в руках, не знал, как тебе сказать, или дать понять. Думал, напою до бесчувствия, и сам напился в результате. И показал тебе, кто в доме хозяин. У меня ведь в жизни не было женщин, кроме Луизиных девочек. А им не нужно было ничего объяснять.
Вечером… я буду очень осторожно и бережно. Но если тебе будет не так больно, ты потерпишь? Я просто больше не могу. Ты потерпишь, лягушонок?
У неё замерло сердце. Ей почему-то стало жалко этого взрослого мальчишку!
— Не надо, Олег. Не говори больше ничего.
Он выпрямился. Нахмурился.
— Что — не надо?
— Ждать до вечера. Вот моя кольчуга. — И сняла майку.
— Ну, лягушонок, иди ко мне, маленькая, я дождаться не мог! Никогда этого не забуду.
Она была, как воск в его руках. Столько нежности ей не доставалось за всю жизнь. И больно было только вначале, потом она забыла не только про боль, а как её зовут, почему она здесь. Была его женщиной!
— Тебе не больно, маленькая?
— Не знаю.
— Это хорошо. Если будет немного больно, ты потерпишь?
— Да, Олег! Конечно, Олег! Олег! Олег!
— Можешь громко, кроме меня, никто не услышит. Там у тебя всё маленькое. Если будет больно, ты скажи. Не могу напиться тебя, никак не могу напиться. Ты поспи, я тебя замучил, моя маленькая, мой лягушонок зелёненький.
— Ничего, что я тебя разбудил? Ты такая сладкая, когда сонная. Французы не дураки, мы думаем, что они едят лягушек, а они — сонных лягушат!
Сумасшествие какое-то. Но тебя надо кормить, а то помрёшь у меня. Вставай, надену кольчужку. Поднимай лапки! И задние давай. Иди ко мне. После обеда опять отнесу к себе, на сладкое.
Ты мой, мой, зелёненький! Не говори ничего, молчи, а то обратно понесу.
После обеда он, конечно, взял её на сладкое. А потом сказал:
— Маленькая, это называется — превышение полномочий! Я тебя замучил на радостях. Поспи хотя бы два часа, и отнесу на пляж, устроим передышку. Ночью опять будешь повторять — Олег! Олег! Да!
Она вспыхнула. А он нёс её на узкую постель, где ему не было места.
— Поспи, мой лягушонок! Мой зелёненький, мой сладкий. Поспи, моя маленькая, остынь от меня.