Так и не заснула. Такое потрясение! Пока он был рядом, не могла ни о чём думать. Лежала и прислушивалась к себе. Что произошло?
Негатив ушёл, как он и ожидал. Испарился.
Попыталась заставить себя вспомнить ту страшную ночь. Содрогнулась, это было чудовищно. Олег, как он мог!
Это был не он, или он сошёл с ума на это время! Или она сошла с ума, если прощает ему это немыслимое унижение! Как ей хотелось войти в это чужое недоброе море, которое заставляло её искать защиты у кого — у того же Олега! Войти, смыть с себя весь этот ужас и умереть. Но что будет с мамой…
А сейчас она ждёт и не может дождаться, когда пройдут эти два часа, и он снова будет рядом.
Что он говорил до того, как она отдала ему свою кольчужку?
Из всего монолога помнила только, как он держал руку у неё между ног. Ребром. Высоко, крепко. И говорил, что не может дождаться. Что же он ещё говорил?
Что я — проститутка, одна из Луизиных девочек, что носят это чудовищное бельё. И должна себя вести соответственно. И притерпеться. И смириться с тем, что ему можно делать со мной всё, что вздумается.
И говорил, что он от меня не ждёт любви — это смешно! Только покорности. Он ещё не напился. Напьётся. Надеждой, которую он упоминал уже не раз, напился не сразу, как других, за два месяца. А она влюбилась, дурочка. Ему-то это зачем!
Как стыдно… а она ему — свою нехитрую кольчужку. И ждёт не дождётся, когда он придёт. Это ужасно. Самое ужасное, что он понимает это, Олег! Олег! Олег!
Он ещё не напился. Сколько ему нужно времени, чтобы напиться, после двухнедельной жажды, с изнасилованием в промежутке? Надо было расслабиться, как он требовал, не следить, где сейчас его рука — сжимает ей грудь, скользит вниз по животу, гладит там, а потом ребром кисти жмёт, жмёт…
И в это время что-то говорит про дома терпимости. Как стыдно. Классическая ситуация — рабыня влюбляется в своего хозяина. Луиза говорила, что он никогда не заказывал одну девочку дважды.
Надя прошла всё это, бедная Надя! После такого немыслимого, невероятного счастья, долгого, почти два месяца, он поворачивается и уходит!
Она же предупреждала — не влюбляйся, не смей, ничего хорошего не будет! И Луиза предупреждала, не влюбись, он этого не любит…
Что делать? Но он ещё не напился. Значит, пока ей позволено быть с ним рядом, и самой напиться его голосом, его сильными руками, его нежностью. И этим незнакомым чувством полного счастья — отдаваться ему всем своим существом.
Но как после этого смотреть ему в глаза…
Так и не заснула. Поплакала. Не могла его дождаться. И он пришёл в одних плавках, подвинул её и сел на краешек постели: