С мотивацией средневековых хронистов, собственно, все понятно — они зачастую руководствовались в своих работах корпоративными интересами. Но какие побуждения двигают современными учеными-историками, пытающимися создать сенсацию на ровном месте и не подкрепляющими ее никакими серьезными историческими свидетельствами? Речь идет, в частности, о получившей некоторое распространение теории, что Эдуард I не очень-то почитал отца и всеми способами пытался приблизить свое восхождение на трон. А Генри III будто бы отвечал своему первенцу взаимностью и в страхе за корону постоянно спроваживал его подальше от Англии — то в Гасконь, то в Святую землю, то в Уэльс. Да, между отцом и сыном однажды произошла серьезная размолвка, но до и после нее Генри III и принц Эдуард демонстрировали глубочайшую привязанность друг к другу.
Если Эдуард I бесспорно любил отца, то с магнатами и священнослужителями он вел себя не слишком дипломатично. Скорее, наоборот — с теми, кто шел ему наперекор, он поступал жестко и бескомпромиссно. Однако вряд ли это можно поставить ему в укор, так как в конечном счете такая тактика оказалась весьма эффективной.
* * *
Страстно стремившийся к установлению порядка и единого закона на всей территории Англии и на завоеванных землях, Эдуард I многим наступил на любимую мозоль. Он не на шутку взбаламутил королевство, проведя титаническую работу по внедрению действенных законов, перетряхнув и переосмыслив древние хартии. Все это немало способствовало появлению на свет особого сословия профессиональных юристов. Король заслужил от потомков прозвище «Английский Юстиниан»>{4}, правомерность которого никогда и никем не подвергалась сомнению. Его преосвященство Уильям Стаббс, епископ Оксфордский, превосходный знаток архивов, в середине XIX века заявлял по этому поводу: «Если имеется в виду, что этот титул подчеркивает значимость и незыблемость его законодательной деятельности, а также приносит дань уважения его месту в истории юриспруденции, то ни один англичанин не станет этого оспаривать»[3].
К реформам Эдуарда I подталкивала крайняя необходимость — механизмы управления страной, доставшейся ему в наследство от отца, разладились до такой степени, что долее не могли нормально функционировать. Статуты Эдуарда не производили коренной ломки сложившейся системы и не насаждали новые порядки насильственным образом. Они создавались в ответ на жалобы и насущные проблемы подданных, разрешали коллизии, реально возникавшие в ходе судопроизводства. Это и было фундаментальным принципом королевского законотворчества — исправление главных правовых ошибок и повышение эффективности правосудия.