Это понимание постепенно вытесняло настроения, господствовавшие в предшествующее столетие. Вот как отзывался о нравах, царивших в стране при короле Стивене Блуаском>{33}, августинский монах Уильям из Ньюбери: «И действительно писалось во времена оны о древнем народе: „В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым“>{34}. Но в Англии при короле Стивене было хуже… Опять же, усердием партий во всех провинциях возводилось множество замков. Так что было в Англии в некотором роде столько королей (а вернее, тиранов), сколько владельцев замков, и каждый из них чеканил собственную монету и обладал властью, подобно королю, в установлении законов»[23].
Генри III и Эдуард скрепя сердце поклялись на Евангелии добросовестно выполнять все требования баронов, перечисленные в Оксфордских провизиях, а также подчиняться решениям Совета Пятнадцати. Король не осмелился противоречить требованию баронской оппозиции изгнать из Англии лузиньянов и не смог защитить своих фаворитов. Иначе поступил Эдуард, который не побоялся публично их поддержать, демонстративно назначив Жоффруа де Валанса сенешалем Гаскони, а его брата Ги — хранителем острова Олерон. В защиту лузиньянов выступили также друзья принца — Генри Алеманский и Джон де Уоррен граф Саррейский.
Однако ненависть к выходцам из Пуату была столь велика, что даже заступничество наследника трона и видных английских магнатов не смогло ее пересилить. Лузиньянам пришлось сначала бежать в Уинчестер и укрыться в замке Вулвси, принадлежавшем Эмеру де Валансу, а затем и вовсе покинуть королевство. Все патенты, выданные на их имена, а также королевские пожалования были немедленно аннулированы. Однако Эдуард упорно не отменял своих назначений и сопротивлялся нажиму баронской оппозиции до ноября, когда ему все-таки пришлось сдаться.
Столь самоотверженная защита своих сторонников принесла его подопечным не много пользы, но зато сильно навредила самому принцу. К нему приставили четырех «советников» — Джона Балиола, Роджера де Мохота, сэра Джона де Грея Ширлендского и Стивена Лонгспе. В их обязанности входило следить за каждым шагом Эдуарда. Канцлер принца принужден был дать клятву, что он не будет скреплять печатью ни одного письма, написанного его господином, пока с текстом послания не ознакомятся советники.
Власть короля на какое-то время стала чисто номинальной. Все вершил Совет Пятнадцати, всеми делами ворочал новоназначенный главный юстициарий. К ним стекалось множество жалоб на злоупотребления в графствах, виновниками которых были не только королевские слуги, но и подручные магнатов. Члены Совета были полны решимости бороться с выявленными преступлениями невзирая на лица. Они объявили, что беззаконные действия бейлифов будут наказываться независимо от того, кем они поставлены на свои должности.