– Мне кажется, что мой муж – жулик, – говорю я.
Детектив смеется:
– Я знаю много женщин, которые так говорят про своих мужей. Поточнее можно?
– Я думаю, что он не тот, за кого себя выдает. Он сказал, что он – писатель, но оказывается, он – плагиатор. А еще он подарил мне кольцо и сказал, что это наследство, семейная реликвия, а на самом деле оно – подделка. – Мне кажется, что я слышу на лестнице шаги, поэтому я перехожу на шепот: – Он лжет. Обо всем. Я так думаю.
– У него есть какие-то документы?
Я задумываюсь. Я не держала в руках водительское удостоверение Майкла, но оно у него должно было быть, когда мы женились, верно? А в нашем свидетельстве о браке, которое мы получили поздней ночью в Рино у какого-то окружного чиновника, в нем же четко написано – Майкл О’Брайен. Я мысленно возвращаюсь в ту ночь, перебираю воспоминания, оставшиеся после того, как развеялся туман, порожденный текилой… Да, я помню: он протягивал чиновнику свое водительское удостоверение и мое.
– Да, – отвечаю я. – Но ведь водительское удостоверение может быть фальшивым, правда?
Я понимаю, как все это звучит для детектива. И когда он снова начинает говорить, его голос звучит громче и увереннее – он словно бы обращается к кому-то, кто находится в его кабинете. И у меня сердце уходит в пятки.
– Послушайте, вы про развод не думали?
– А вы не могли бы провести расследование? Не могли бы потом сказать мне, права я или нет? Разве полиция не для этого существует?
Детектив тактично кашляет.
– Простите, но, на мой взгляд, ваш супруг не нарушил никакого закона. Если он вам досаждает, просто выгоните его. – Я слышу, как он что-то записывает на бумаге. – Послушайте, скажите мне, как вас зовут. Имя и фамилия. Я запишу вкратце наш разговор, а вы мне дадите знать, если что-то случится и вы захотите получить запретительный судебный приказ.
Я готова произнести «Ванесса Либлинг», но представляю себе неловкое молчание на другом конце провода… или, хуже того, сдавленный смех: «Еще одна из семейки Либлингов вляпалась. Все они психи».
И я вешаю трубку.
* * *
Я звоню Бенни в клинику. Его голос звучит лучше, чем при нашей встрече две недели назад. Он словно бы вынырнул на поверхность озера лекарств, которые его глушат. Не исключено, что он их попросту перестал принимать.
– Ну, как супружеская жизнь? – спрашивает Бенни. – Впрочем, не надо, не отвечай. Поговори со мной о чем-нибудь другом.
– Хорошо, – отвечаю я. – У меня к тебе серьезный вопрос. И не такой уж приятный.
– Валяй.
– Как ты понял, что ты… психически болен?
– Я-то этого не понял, – говорит Бенни. – Это вы поняли. Меня запихнули в психушку, но даже тут я не был уверен в том, что это я псих, а не все вокруг.