Мы с Ванессой обходим вокруг одного из домов – в том месте, где здания стоят вдоль узкой полоски гравия и высокого деревянного забора. Выше забора видны голливудские холмы, пальмы, а под ними дома, стоимость которых исчисляется восьмизначными цифрами. Эти дома стоят так, словно весь остальной мир их не касается. Где-то там, наверху, дом Алексея, и там на стене до сих пор висит картина Ричарда Принса с изображением медсестры – окровавленной и зоркой. А мне кажется, что это было в другой жизни.
Около каждого домика в комплексе небольшая площадка. Чаще всего на них стоят велосипеды, пластиковые стулья или горшки с пожухлыми растениями. Ванесса идет за мной к дому в дальнем конце комплекса. Мы останавливаемся перед кубиком с темными окнами. Я без труда перепрыгиваю через ограду. Ванесса смотрит на меня, вытаращив глаза.
– Давай, – поторапливаю ее я.
– А у нас не будет проблем?
Я обвожу взглядом соседние дома. Везде крепко закрыты ставни. Люди настолько боятся, что посторонние заглянут к ним в окно, что забывают сами выглядывать в окна.
– Никто не смотрит.
Ванесса перелезает через невысокую ограду и останавливается рядом со мной. Она тяжело дышит.
– У тебя есть ключ? – шепотом спрашивает она.
– Он мне не нужен, – отвечаю я.
Я приподнимаю вверх ручку скользящей двери и нажимаю на стекло плечом, чтобы качнуть дверь относительно рамы. Язычок замка выскакивает из паза. Дверь бесшумно скользит в сторону.
Ванесса прикрывает рот ладонью:
– Откуда ты знаешь, как это надо делать?
Я пожимаю плечами:
– Этому меня отец научил. Успел, пока моя мать его не выгнала. Он всегда так жутко напивался, что не мог найти ключи.
Ванесса смотрит на меня, широко раскрыв глаза:
– Кто же он был, твой отец? Не стоматолог, я так понимаю?
– Нет. Он был пьяница, картежник и любитель поднять руку на жену. Наверное, он или за решеткой, или помер. Надеюсь, что так.
Ванесса не отводит от меня глаз. Она будто бы не видела меня раньше.
– А знаешь, когда ты говоришь честно, ты – совсем другой человек. И пожалуй, ты мне такая больше нравишься.
– Забавно. Мне-то самой Эшли больше по вкусу. Она хотя бы не такая циничная. И вообще посимпатичнее.
– Эшли была фальшивкой. Даже странно, как я не поняла этого с самого начала, – фыркает Ванесса. – В настоящей жизни не встретишь человека, настолько поглощенного самим собой. В соцсетях такие есть, это в реальности я таких не встречала. Эшли всегда была слишком хороша, чтобы быть правдой.
Мы переступаем порог и входим в прохладную темноту гостиной Лахлэна. Я задергиваю шторы.
Дом – логово холостяка. Чисто и сурово. Обтянутый кожей диван, стулья, огромный телевизор, тележка-бар с дорогим алкоголем, винтажные плакаты с афишами кинофильмов на стене. Это жилище могло бы принадлежать кому угодно. Ни фотографий на каминной доске, ни безделушек на комоде, ни книжного шкафа, чтобы по коллекции книг определить образованность или вкусы владельца квартиры. Нет ничего такого. Лахлэн словно бы сознательно убрал себя с любых поверхностей и сделался невидимкой.