Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 2 (Слиозберг) - страница 183
Эти опасенія въ нѣкоторой мѣрѣ оправдались уже впослѣдствіи, когда, послѣ большевицкой революціи, среди бѣженцевъ въ Парижѣ оказался бывшій директоръ канцеляріи министра внутреннихъ дѣлъ при Плеве, бывшій виленскій губернаторъ, а впослѣдствіи, во время войны исполнявшій обязанности помощника варшавскаго генералъ-губернатора по гражданской части, Н. Д. Любимовъ. Онъ на всѣхъ своихъ постахъ въ высшей администраціи въ Россіи не проявлялъ себя антисемитомъ. Достаточно сказать, что, когда онъ оставлялъ виленское губернаторство, то депутація отъ евреевъ выразила ему признательность за справедливое отношеніе къ евреямъ и къ ихъ нуждамъ. Н. Д. Любимовъ составилъ воспоминанія (еще неопубликованныя) о прежней своей службѣ въ Россіи; я имѣлъ случай ознакомиться съ ними въ рукописи. Вспоминая о своей службѣ въ качествѣ директора канцеляріи министра внутреннихъ дѣлъ и о близкомъ сотрудничествѣ съ В. К. Плеве, онъ, между прочимъ, разсказываетъ о свиданіи Герцля съ Плеве и приводитъ свой разговоръ съ Плеве, непосредственно послѣ пріема Герцля. Плеве съ торжествомъ сообщилъ своему директору канцеляріи, что Герцль подтвердилъ фактъ финансовой поддержки, оказываемой еврейскими банкирами Запада революціоннымъ партіямъ въ Россіи, и заявилъ, что легализація сіонизма будетъ имѣть послѣдствіемъ прекращеніе этой поддержки. При встрѣчѣ съ Н. Д. Любимовымъ я рѣшительно опровергъ возможность такого заявленія со стороны Герцля, послѣ чего Любимовъ дополнилъ свои воспоминанія оговоркой, опровергающей, со ссылкой на меня, дѣйствительность факта такихъ сообщеній со стороны Герцля. Но одна возможность такого заявленія со стороны Плеве о бесѣдѣ съ Герцлемъ, — которое, конечно, было сдѣлано имъ и другимъ министрамъ и по всей вѣроятности самому царю, — показываетъ, насколько опасно было имѣть тайныя бесѣды съ такимъ русскимъ сановникомъ, какимъ былъ Плеве.
Евреи интеллигенты, не раздѣляющіе націоналистическихъ настроеній сіонистовъ и признававшіе себя не только временными, но такими же коренными русскими гражданами, какъ и всѣ другіе граждане Россіи, обозначались обыкновенно въ сіонистскихъ собраніяхъ и въ пропагандой литературѣ подъ именемъ ассимиляторовъ; насъ, не-сіонистовъ, часто сравнивали съ польскими ассимиляторами, признававшими себя поляками Моисеева закона. Не было ничего болѣе противнаго истинѣ, нежели такое утвержденіе. Между поляками Моисеева закона и русскими евреями не-сіонистами было огромное различіе, обусловленное на только настроеніемъ самихъ евреевъ, но и общими условіями русской и польской жизни. Мы, несіонисты, признавали еврейскую національность и считали себя не русскими Моисеева закона, а р_у_с_с_к_и_м_и е_в_р_е_я_м_и. Въ нашей работѣ намъ не приходилось преодолѣвать тѣхъ препятствій, которыя на каждомъ шагу ставились польскому еврейству со стороны поляковъ. Тяготѣніе къ русской культурѣ не исключало исповѣданія традицій еврейской культуры. Въ россійской государственной жизни мы, евреи по національности, не составляли чужероднаго элемента, такъ какъ въ Россіи уживались многія національности, объединенныя въ русской государственности безъ попытокъ поглощенія всѣхъ прочихъ со стороны господствующей національности. Руссификаторскія стремленія, такъ же какъ и антисемитизмъ, были удѣломъ оффиціальныхъ круговъ. Русскіе же либеральные круги никогда не посягали на національную культуру отдѣльныхъ народностей. Намъ не трудно было совмѣстить еврейскую національность съ признаніемъ себя русскими гражданами, пріобщенными, кромѣ нашей собственной культуры, и къ культурѣ общерусской. Культурные интересы Россіи отнюдь не сталкивались съ культурными интересами еврейства. Одна культура какъ бы дополняла другую и мы свободно могли исповѣдывать убѣжденіе въ томъ, что еврейская культура можетъ послужить на пользу общечеловѣческой, а слѣдовательно, и русской. Мы сознавали, съ другой стороны, что и русская культура можетъ во многомъ послужить нашей еврейской. Между этими двумя культурами не было антагонизма; одна другую не исключала. Въ бытовыхъ отношеніяхъ культурный еврей и культурный русскій легко сходились, и между ними сглаживались національныя и вѣроисповѣдныя различія. Оффиціальный антисемитизмъ, тяготѣвшій надъ еврействомъ, не только не былъ помѣхой для сближенія культурныхъ частей русскихъ и евреевъ, а напротивъ того, какъ бы служилъ поводомъ для большаго сближенія. Въ либеральныхъ кругахъ евреи встрѣчали сочувствіе уже по одному тому, что и либеральная Россія была стѣснена россійской реакціей, этимъ источникомъ антисемитизма. Этимъ объясняется легкій доступъ еврейскаго культурнаго элемента въ русскую печать и отсутствіе всякаго противодѣйствія во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда не мѣшали правоограниченія и не давила правительственная рука. Въ общественномъ дѣлѣ русскіе охотно пользовались работой евреевъ, и даже сами ихъ привлекали. Въ школѣ, до того, когда искусственно сталъ насаждаться правительствомъ антагонизмъ, отношенія между воспитанниками какъ среднихъ, такъ и высшихъ учебныхъ заведеній, евреями и не-евреями, были совершенно товарищескія и въ нихъ незамѣтно было предубѣжденія или предвзятости. Было поэтому легко совмѣстить роль дѣятеля, вполнѣ преданнаго русскимъ общественнымъ и политическимъ интересамъ, съ ролью еврейскаго общественнаго дѣятеля, радѣющаго объ интересахъ своихъ соплеменниковъ и руководящагося еврейскими національными идеалами. Въ совмѣстной работѣ съ русскими либеральными, освободительными кругами, мы усматривали залогъ раскрѣпощенія евреевъ въ будущемъ; мы считали, что только въ свободной Россіи мы будемъ освобождены.