И съ нашей современной точки зрѣнія представляется весьма спорнымъ, что предпочтительнѣе: открытое преслѣдованіе и угнетеніе, которыя являются результатомъ злоупотребленія силой или даже актомъ насилія, но въ которыхъ проявляется несправедливость сильнаго по отношенію къ слабому, а иногда даже боязнь силы, которая скрывается въ этомъ слабомъ, — или же предоставленіе формальныхъ правъ, допущеніе къ пользованію правами съ одновременнымъ проявленіемъ непріязни, презрѣнія, оскорбленія и непризнанія человѣческаго достоинства. Послѣднее и имѣло мѣсто въ Польшѣ. Несмотря на всѣ жертвы, которыя культурные элементы еврейства приносили за послѣднее время общему польскому дѣлу, даже къ этимъ элементамъ, нисколько не заподозрѣннымъ, при этомъ, въ ихъ искренней преданности польскимъ интересамъ, при отсутствіи всякаго подозрѣнія въ руссификаторствѣ или руссофильствѣ съ ихъ стороны, — поляки не проявляли иного отношенія, нежели то, какое проявляла шляхта къ еврейскимъ массамъ вообще. Въ этихъ отношеніяхъ всегда чувствовалась дѣловая основа, но отнюдь не душевная, не сердечная. Въ глазахъ поляка еврей оставался евреемъ и никогда не становился даже полякомъ Моисеева закона. Признаніе себя полякомъ Моисеева закона всегда являлось какъ бы одностороннимъ актомъ со стороны еврея и никогда не воспринималось поляками. Выступать одновременно еврею и какъ поляку, и какъ еврею, поэтому было несравненно труднѣе, нежели русскому еврею выступать одновременно и въ качествѣ русскаго, и въ качествѣ еврея. Русскій еврей могъ легко объявлять себя евреемъ по національности и русскимъ по государстаенности. Такого заявленія поляки не понимали и не допускали.
Въ самомъ С.-Петербургѣ мы имѣли показательный примѣръ, характеризующій отношеніе поляковъ къ евреямъ-ассимиляторамъ.
Среди лучшихъ еврейскихъ общественныхъ дѣятелей въ Петербургѣ числился Ипполитъ Андреевичъ Вавельбергъ, владѣлецъ банкирскаго дома «Г. Вавельбергъ» въ Варшавѣ, съ отдѣленіемъ въ С.-Петербургѣ. Вавельберга связывали съ Польшей старинныя семейныя традиціи. По своему воспитанію, по своимъ семейнымъ связямъ, такъ же какъ и по своему положенію среди поляковъ въ самомъ С.-Петербургѣ, Вавельбергъ былъ типичнымъ полякомъ Моисеева закона. Но Вавельбергъ отличался отъ евреевъ ассимиляторовъ тѣмъ, что онъ открыто признавалъ себя евреемъ и принималъ участіе во всѣхъ благотворительныхъ и просвѣтительныхъ начинаніяхъ въ пользу русскаго еврейства. Я уже упоминалъ о томъ, что онъ былъ членомъ Центральнаго Комитета ЕКО и однимъ изъ учредителей общества дешевыхъ гигіеническихъ квартиръ для евреевъ въ Вильнѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ безъ Вавельберга не обходилось и ни одно польское благотворительное и просвѣтительное начинаніе. Онъ былъ однимъ изъ главныхъ дѣятелей польскаго благотворительнаго общества въ С.-Петербургѣ, поддерживалъ польскую прессу и былъ щедрымъ польскимъ меценатомъ. Мало извѣстенъ тотъ фактъ, что покойная писательница Оржешко жила на средства, которыя доставлялъ ей въ трудное время ея жизни Вавельбергъ. Послѣ ея смерти онъ издалъ на свой счетъ полное собраніе ея сочиненій. Онъ содержалъ большое число стипендіатовъ поляковъ въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ въ С.-Петербургѣ. Его банкирскій домъ учредилъ въ Варшавѣ обширное техническое училище, куда, однако, впослѣдствіи евреевъ не принимали. Тѣмъ не менѣе, Вавельбергъ не удостоился со стороны поляковъ признанія его подлиннымъ полякомъ. Когда, въ началѣ этого столѣтія, съ разрѣшенія правительства, въ изъятіе изъ дѣйствующихъ правилъ, приступлено было къ созданію памятника Мицкевичу въ Варшавѣ по случаю столѣтія со дня его рожденія, — Вавельбергъ выразилъ готовность пожертвовать на устройство памятника 50 тысячъ рублей. Достовѣрно извѣстно, что поляки отвергли этотъ даръ Вавельберга, заявивъ, что они желаютъ создать Мицкевичу памятникъ отъ имени всей націи и на польскія средства, а не на еврейскія…