Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 2 (Слиозберг) - страница 83

Подобнаго рода помѣхи представлялись въ отношеніи устройства молитвенныхъ домовъ, для которыхъ приходилось прибѣгать къ арендѣ. Здѣсь возникали затрудненія другого свойства: въ какихъ случаяхъ разрѣшается устройство новыхъ молитвенныхъ домовъ? Законъ, помѣщенный въ уставѣ инославныхъ исповѣданій, гласилъ что евреи могутъ устраивать новые молитвенные дома на каждые 30 семействъ, а синагоги — для 80 семействъ. Если же имѣлось меньше 30 семействъ, то мѣстная администрація вообще отказывала въ разрѣшеніи открыть молитвенный домъ. Приходилось доказывать передъ Сенатомъ, что упомянутый законъ относится къ устройству новыхъ синагогъ, т. е. при наличіи уже одного молитвеннаго дома, второй молитвенный домъ, можетъ быть открытъ, если имѣется 30 семействъ, желающихъ его устроить, а что религіозныя потребности евреевъ, которыя не могутъ зависѣть отъ того, набралось ли 30 семействъ, должны быть удовлетворены на основаніи общаго принципа вѣротерпимости. Къ счастью, Сенатъ раздѣлилъ этотъ взглядъ, и, такимъ образомъ, оказалось возможнымъ устраивать молитвенные дома въ селахъ и деревняхъ при наличіи десяти взрослыхъ евреевъ, т. е. числа, предписываемаго, какъ минимальное, еврейскимъ религіознымъ закономъ (допущено было даже облегченіе, чтобы счетъ производился не по семействамъ, а по лицамъ).

Въ 1893 году директоръ департамента полиціи П. Н. Дурново внезапно и неожиданно для всѣхъ оставилъ свой постъ и оказался, какъ тогда говорили, «погребеннымъ на сенатскомъ кладбищѣ». Это событіе всѣхъ удивило, такъ какъ трудно было себѣ представить государственную полицію безъ ея истиннаго главы въ лицѣ Дурново. Онъ держалъ въ своихъ рукахъ всѣ нити политическаго розыска; онъ былъ лучшимъ знатокомъ революціоннаго движенія, усилившагося за послѣдніе годы, и съ неуклонной послѣдовательностью проводилъ идею «искорененія крамолы». Уходъ его отнюдь не былъ связанъ съ предположеніями о слабости со стороны Дурново въ борьбѣ съ послѣдней, а явился результатомъ вполнѣ случайнаго обстоятельства, совершенно личнаго свойства: Дурново уличенъ былъ въ томъ, что онъ, пользуясь своей властью, перлюстрировалъ переписку съ однимъ дипломатическимъ агентомъ иностранной державы. Дѣло было почти семейнаго свойства. Свѣдѣнія объ этомъ дошли до царя, и послѣдовала далеко не милостивая, грубая резолюція Александра III. Но еще до этого, — какъ я уже имѣлъ случай однажды упомянуть, — Дурново запасся указомъ о назначеніи его въ Сенатъ, и увольненіе его отъ должности директора департамента полиціи, послѣдовавшее безъ его ходатайства, автоматически перевело его на сенатское поприще, подъ крышу Правительствующаго Сената. Для практики примѣненія законовъ о евреяхъ это событіе далеко не осталось безразличнымъ. Какъ я уже упоминалъ, Дурново при всей своей тогдашней репутаціи реакціоннаго сановника, неукоснительно боровшагося противъ всякаго проявленія политической свободы въ Россіи, репутаціи вполнѣ оправданной и особенно подтвердившейся уже въ освободительный періодъ 1905-го и слѣдующихъ годовъ, когда въ первомъ кабинетѣ министровъ конституціонной Россіи, послѣ 17 октября 1905 года, Дурново оказался министромъ внутреннихъ дѣлъ, — былъ слишкомъ уменъ, чтобы не понимать всей нелѣпости съ общеполитической точки зрѣнія, не говоря о другихъ сторонахъ дѣла, практики примѣненія законовъ, установившейся на мѣстахъ и встрѣчавшей покровительство въ самыхъ высокихъ сферахъ, откуда грязная лужа антисемитизма разливалась по всей оффиціальной Россіи. Не проявляя никакой мягкости, которая вообще не была свойственна этому дѣятелю, Дурново находилъ пути и способы не доводить въ экстренныхъ случаяхъ примѣненія законовъ и въ особенности правилъ 3-го мая 1882 года до абсурдныхъ, безполезныхъ и раззорительныхъ послѣдствій. И какъ это ни странно звучитъ, департаментъ полиціи въ то время былъ мѣстомъ, гдѣ часто евреи, гонимые изъ селъ и деревень и изъ внутреннихъ губерній, находили какъ бы защиту. Послѣ ухода Дурново, въ теченіе короткаго времени директоромъ департамента былъ прежній вице-директоръ Сабуровъ. Онъ продолжалъ политику Дурново въ отношеніи еврейскаго вопроса, и его кратковременное пребываніе на посту директора департамента полиціи я отмѣчаю только потому, что при немъ возникла мысль о томъ, чтобы причислить къ мѣстностямъ черты осѣдлости Курляндію и Лифляндію. Какъ я уже имѣлъ случай раньше вкратцѣ упомянуть, мысль эта не осуществилась на практикѣ, — она встрѣтила противодѣйствіе со стороны мѣстныхъ нѣмецкихъ круговъ, — но самое возникновеніе ее представляется характернымъ. Я не думаю, чтобы директоръ департамента сталъ выдвигать такую мысль безъ соотвѣтствующей санкціи свыше, по крайней мѣрѣ министра внутреннихъ дѣлъ, и я не могу не поставить эту мысль въ связь съ общей политикой русскаго правительства въ отношеніи окраинъ, гдѣ наряду съ борьбой противъ еврейства, правительство затѣвало борьбу и съ мѣстными національностями, какъ это было и въ Польшѣ и въ Прибалтійскихъ губерніяхъ, гдѣ въ концѣ царствованія Александра III, руссификація стала примѣнять рѣшительныя мѣры въ борьбѣ съ нѣмцами.