…..
Спокойствие и организация! Все должны стойко оставаться на своих постах! Теснее ряды!
30 августа 1918 г. 10 час. 40 мин. вечера.
Председатель ВЦИК Я. Свердлов”
- А кто двое-то задержаны? - удивился Василий. Георгий пожал плечами:
- Понятия не имею. Задержана только Дора. Кстати, - он повернулся к Дите. - Она назвалась Фанни.
- Почему? - изумилась девушка.
- Не знаю, но думаю, чтобы сбить их с толку и отвести след от тебя. От нас, - поправился он. - Вообще-то Фанни Каплан и было ее псевдонимом, так что чекисты быстро все разузнают, кто она и откуда. Уходить надо.
Ну что, Фанни Рубинштейн, мечтала, чтобы твое имя вошло в историю? Получите, распишитесь, как говорят комиссары. Только в историю войдет не она, 18-летняя Фанни Хаимовна, из плоти и крови, с родинкой на груди и детским шрамиком на лодыжке. А только ее имя. И то не ее, вообще-то. Но Дора-то, Дора какова! Знала же, что на смерть идет, но духа не потеряла. И теперь настоящую Фанни, стрелявшую в Ленина, никто искать не будет. Впрочем, почему же на смерть? Это же только покушение, Ленин остался жив, может, срок дадут или простят за прошлые заслуги, как Спиридонову и Саблина?
- Не о том думаете, - прервал ее размышления Георгий. - Еще раз строчку про “беспощадный террор” прочитайте. И осмыслите, что сейчас начнется.
- Так у них и без того террор беспощадный, - возразил Василий. - Мало они крови пролили?
- Нет, товарищ, то, что теперь начнется, не идет ни в какое сравнение с прежним. Сейчас они зверствовать начнут. Безумствовать. Убивать всех, и друзей, и врагов. Поэтому сегодня ночуем последний день - и уходим.
- Куда? - поинтересовался товарищ Василий.
“Все же он немного туповат”, - подумала Дита.
- Кто куда, - строго ответил Георгий. - И лучше никому из нас не знать, куда ушли двое остальных. Так будет правильно.
Конечно, лучше переночевать здесь, хотя по уму надо было бы уйти прямо сейчас. Только очень не хочется из теплой дачи выходить в холодную ночь и брести неизвестно куда. Тут уж будь, что будет, как говорится. Пойдет налегке. Вещей-то у нее - никаких. С собой даже кофты теплой не взяла, не додумалась, что вернуться в квартиру больше не сможет. Надо будет снять вон тот мужской пиджак с вешалки, он все равно ничей. Рукава можно подвернуть, а то, что длинный - даже хорошо, будет как полупальто. Вспомнилось неприличное слово “полуперденчик”, как называли такие уже не куртки, но еще не пальто, и, несмотря на весьма печальную ситуацию, Дита прыснула. Слово-то хоть и неприличное, но смешное. Зато ботиночки, Динин подарок, еще крепкие, выдержат дальний поход. Чулки тоже пока целые, хотя подают знаки, что скоро поползут от них стрелки во все стороны. Надо было не прихорашиваться для ареста, а надеть чулки толстые, в рубчик, “крестьянские”, как она их называла, но уж больно они не вязались с обликом барышни-машинистки. Делать нечего. Гораздо хуже, что нет никаких документов. Вот это действительно проблема.