— Вы хотите это кому-то отдать? — спросил он с удивлением.
Я потом долго мысленно возвращался к этой фразе. Нет, он прав: это сокровище должен поднять я сам. Я снова и снова ездил в Лондон и начал понимать, что нашел на самом деле. Британцы в течение всей войны систематически подслушивали разговоры тысяч немецких и сотен итальянских пленных. Высказывания, казавшиеся наиболее интересными, записывали на восковых грампластинках, а с них списывали протоколы. Все протоколы пережили войну, а в 1996 году были переданы в свободный доступ. Но в последующие годы никто не оценил значение этого источника, и, никем не открытые, они таились на архивных полках.
В 2003 году я опубликовал из них первые выдержки, двумя годами позже последовала публикация почти двухсот протоколов подслушивания немецких генералов. Но с этим оценка источника продвинулась лишь ненамного вперед. Вскоре в Национальном архиве в Вашингтоне я нашел аналогичный фонд, в два раза более объемный, чем британский, то есть дополнительно 100 тысяч листов. Одному это по-настоящему необозримое море документов обработать было невозможно.
Пролог 2. Харальд Вельцер
Когда Зёнке Найтцель позвонил мне и сообщил о найденном фонде источников, я лишился дара речи. До сих пор мы проводили исследования в области восприятия насилия и готовности совершить убийство, опираясь на очень проблематичные источники: следственные дела, письма полевой почты, свидетельства очевидцев, мемуары. Всех их объединяла одна очень большая проблема: свидетельства, сообщения, описания, содержавшиеся в них, составлялись вполне сознательно и предназначались для определенных лиц — прокурора, супруги, сидевшей дома, или для публики — всем им по разным причинам хотелось сообщить собственную точку зрения. Когда солдаты разговаривали друг с другом в лагерях, это происходило не намеренно — никто даже и близко не мог представить себе, что его рассказы и истории когда-нибудь могут стать «источником», не говоря уже о том, что будут опубликованы. Следственные дела, автобиографии и свидетельства очевидцев к тому же состоят из сообщений рассказчиков, знающих, чем завершились истории, а их переживания и взгляды в течение длительного времени подвергались обработке этим последующим знанием.
Здесь, в фонде Найтцеля, люди говорили о войне и о том, что о ней думали в настоящем времени. Это источник, открывающий единственный в своем роде взгляд на историю менталитета Вермахта и, может быть, военных прежде всего.
Меня словно наэлектризовало, и мы сразу договорились. Было совершенно ясно, что я, как социальный психолог, без глубоких знаний о Вермахте никогда бы не смог оценить материал, и наоборот, только с исторической точки зрения протоколы разговоров во всех их коммуникативных и психологических аспектах никогда бы не были расшифрованы.