Спрятав пока медвежонка, Денисов вошел в чулан, погладил и приласкал Найду, а потом собрал щенят в подол рубахи. Найда глядела тревожно, но противиться хозяину не решилась. А Денисов вышел из чулана и закрыл за собой дверь, оставив Найду одну. Затем положил щенят на пол посреди избы, в эту же кучу положил и медвежонка и стал ждать. Не прошло и минуты, как щенки запищали, сначала потихоньку, потом все громче и отчаяннее, и тотчас за дверью чулана заскулила и заскреблась Найда. Но Денисов не торопился выпускать ее. Его расчет был прост: пусть Найда немножко посходит с ума, не умрет, зато, когда он ее выпустит, кинется таскать щенят на место. И в этой спешке-то как раз и обмишулится — унесет и медвежонка. Сама — вот что главное. А там пусть разбирается, кто свой, а кто чужой.
Пока все шло по-задуманному. Щенята пищали все громче и расползались по полу, как тараканы, а Найда уже рвалась из-за двери, но Денисов подождал еще немного, прежде чем открыл ее. И лишь открыл — Найда как сумасшедшая бросилась к первому попавшемуся щенку, схватила его пастью и юркнула в чулан. Стремглав вернулась обратно, схватила второго. Третьим оказался медвежонок, и Денисов с опасением ждал, что Найда заметит ошибку, но никакой заминки не произошло, и собака не угомонилась, пока не перенесла в чулан всех щенят.
Клюнула, ей-ей, клюнула, радовался Денисов, однако вошел в чулан, чтобы убедиться во всем окончательно. Найда жалобно заскулила, и он поспешил успокоить ее.
— Ну ладно, ладно, не бойся! Не нужны мне твои цуцики! Давай корми да спать будем.
Время проходило незаметно.
Медвежонок жил у Денисова уже третью неделю, и хотя за этот срок заметно перерос своих сводных братьев и сестер, они уже давно глядели, а он все еще оставался слепым. Но скоро и он должен был проглянуть — по прикидкам Денисова, возраст медвежонка уже приближался к месяцу, а, как сказал Федотыч, медвежата проглядывают после месяца.
Кстати, сам Федотыч на кордоне не объявлялся, хотя обговоренный срок, две недели, уже прошел. Видно, что-то держало охотника, и это было единственное, что немного омрачало хорошее настроение Денисова, наконец-то пришедшего в себя после злосчастной охоты и переживаний, связанных с медвежонком. Федотыч, этот таежный Илья Муромец, пришелся Денисову по сердцу, и он с нетерпением ожидал его, присмотрев между делом неплохого, по его мнению, кобелька из помета. Но здесь последнее слово оставалось, конечно, за Федотычем, который знал все собачьи достоинства несравнимо лучше Денисова.
Но Федотыча все не было, и Денисов, наверстывая упущенное, снова с головой влез в дела, и каждый день со всевозрастающим интересом, какой пробуждается у человека, нежданно-негаданно столкнувшегося с удивительным, наблюдал за тем, как растет медвежонок, вскармливаемый собакой.