Вот брат твой!.. (Воробьев) - страница 29

И все же самым удивительным оставалась для Денисова та легкость, с какой медвежонок признал собаку за мать, а собака приняла его за родное дитя.

Нет, ты только погляди на них, рассуждал он сам с собой, снюхались! Враги ведь, ведь всю жизнь норовят друг в дружку вцепиться, а вот поди-ка возьми их за рубль двадцать — живут и знать ничего не хотят. А главное — ведь понимают один другого! Как понимают-то, когда на разных языках толкуют, все равно что немец с русским? Ан нет: Найда-то, как только заворчит что-то, так у этого чертенка сразу и ушки топориком. А чуть сам запищит — у Найды аж ноздри раздуваются: никак обидели чадушко милое!

А чадушко, пусть и без умысла, но обижали. Щенята, давно прозревшие и не понимавшие, чего это их братец по-прежнему куль кулем лежит под боком у мамки, приставали к нему, приглашая медвежонка побегать с ними и побороться, таскали его за уши, и Найде приходилось то и дело вмешиваться и наводить в семействе порядок. Денисов смеялся до слез, наблюдая за этим. Четверо резвых щенят своей настырностью изводили Найду, пока она следила за одним, второй незаметно подкрадывался с другой стороны и наседал на медвежонка, который, разбуженный или буквально оторванный от соска, поднимал отчаянный писк. Найда зубами схватывала нарушителя спокойствия и, рыча, держала его, а щенок, понимая, что это рычание показное, не пугался, изо всех сил вырываясь от матери. Но иногда Найда не выдерживала и слегка прикусывала особо прыткого. Взвизгнув, тот бросался удирать и прятался в темном углу, и его визг тотчас давал знать остальным, что мать рассердилась и пора угомониться. Щенята успокаивались, собирались возле Найды и через минуту начинали сладко сопеть носами. В чулане наступало затишье — на час, а то и дольше, в зависимости от того, сколько сил было отдано веселью и проказам.

Но скоро проглянул и медвежонок и, ничуть не удивившись тому, что лежит не в берлоге, где положено лежать медвежатам, а в чулане и видит перед собой не себе подобных, а каких-то пушистиков с хвостами крючком, быстро включился в общий настрой и в общие забавы. Таким поворотом были довольны все, а особенно Найда, которой отныне не надо было заботиться о том, как бы оградить одного из своих выкормышей от разбойных посягательств других. Теперь они все вместе выделывали все, что хотели, и Найде не приходилось разбираться, кто прав, а кто виноват, когда из кучи малы вдруг раздавался чей-нибудь вопль, — обойдетесь без меня, детушки, показывала она всем видом. Не маленькие.

Что верно, то верно, теперь все сравнялись между собой, не было ни слабых, ни беспомощных, и пришло время переселять семейство в сарай. Щенята давно уже делали свои делишки по углам, а тут и медвежонок прибавился, и у Денисова не хватало рук убирать за всеми. Поэтому, подождав, пока медвежонок до конца окрепнет, он перевел выводок в сарай. Найда была давно привычна к таким переменам, случавшимся каждый год, а щенки — Денисов знал это — тоже быстро освоятся с новым положением, была бы мать под боком. Медвежонок? А чем он хуже других? Вместе со всеми жил в чулане, вместе проживет и в сарае. Там даже лучше — на сене.