Дело оборачивалось серьезным. И не потому, что Денисов боялся наказания — насчет «посадят» это он для красного словца присовокупил, — а потому, что Белун становился опасным. Но и тут Денисов думал не о себе, не мог поверить, чтобы Белун тронул его, так ведь есть и другие. Жена с сыновьями приходит, да и мало ли кто заглядывает. Возьмет да и цапнет, поди догадайся, что у него на уме. К Машке-то, бывало, играть лез, а теперь только и смотрит, как бы шкуру содрать.
Что тут говорить, рассусоливать больше не приходилось, и Денисов стал прикидывать, где бы поместить Белуна. В сарае места не было, там в одной половине жили мерин и коза, а в другой лежало сено, да и не хотелось в сарай: придется каждый день убирать за ним, а Денисов и так уж наубирался вдоволь — мерин с козой подбрасывали дай бог сколько работки.
Рассудив так и сяк, Денисов пришел к выводу: лучшего места, чем под березой, что растет в самом углу двора, не найдешь. И к дому не близко, а из окон все видно, не надо каждый раз выходить да справляться, как там, все ли в порядке. Сделать навес от дождя, и пускай живет на здоровье.
Однако на что сажать? Не было подходящей цепи, Найдина не годилась. Белун оборвал бы ее как простую веревку. Пришлось идти в село, и там, на скотном дворе, Денисову дали цепь, на которой держали мирского быка. Это была всем цепям цепь, а для ошейника Денисов приспособил Найдину, отрубив от нее кусок по размеру и обшив брезентом для мягкости. Оставалось придумать застежку, чтобы можно было в любой момент расстегнуть ошейник, потому что держать Белуна круглыми сутками на цепи Денисов не собирался. Мало ли какая нужда выйдет — в тот же лес сходить или просто дать промяться. Сначала Денисов хотел скрутить концы ошейника проволокой, но это было и волокитно — каждый раз раскручивать, — и непрочно. И тогда Денисов вспомнил, что у него есть то, что надо, — маленький защелкивающийся замок от чемодана. Его дужка как раз пройдет в звенья, и будет лучше не придумать.
Белун, не ожидая никакого подвоха, видно решивший, что хозяин придумал какую-то забаву, дал спокойно надеть на себя ошейник, но, когда Денисов защелкнул замок и отошел в сторону, медвежонок понял, что дело нечисто. Что-то держало его и не пускало дальше березы, а вдобавок и душило, и он, в один миг рассвирепев, рванул ошейник когтями и разодрал брезент. Но с цепью под ним сладить не мог, что привело его в еще большую ярость. Замычав, как от боли, он накинулся на волочившуюся за ним цепь и стал бешено грызть ее.
Смотреть на это было тягостно, и Денисов ушел в дом. Но мычание Белуна и звон цепи доносились и туда, и он то и дело подходил к окнам и, подавляя в себе жалость, смотрел, как беснуется под березой медвежонок.