Вот брат твой!.. (Воробьев) - страница 66

Разбросав толь, Денисов осмотрел лодку, принес нужные инструменты. Металлической щеткой очистил пазы между досками, ободрал местами пузырившуюся старую смолу, кое-где подконопатил, кое-где подколотил. Тут особо стараться не приходилось, лодка была нужна от силы недели на три, и главным было — залить борта и днище варом, чтоб не текли.

Котел висел на треноге тут же, Денисов развел под ней огонь, набил котел варом и, присев рядом, принялся наматывать на палку ветошь, придавая изделию вид то ли кисти, то ли помазка — безразлично чего, лишь бы можно было смолить. Пока он это делал, котел разогрелся, и вар стал таять и плавиться, как воск. Денисов подбросил под треногу дров, и скоро в Котле закипело и зачавкало. Как следует размешав варево, Денисов облачился в клеенчатый фартук и начал смолить.

День стоял тихий, весеннее солнце припекало спину, сильно пахло вешней сырой водой и дымом. Денисов неторопливо окунал самодельную кисть в котел и старательно размазывал вар по днищу лодки. Он обсмолил уже половину, когда возле дома вдруг зло залаяла Найда. Так она лаяла только на чужих, и Денисов недовольно подумал, что кого-то принесло. Он снял фартук и вытер руки, намереваясь пойти и посмотреть, в чем там дело, но в это время Найда сменила тон и залаяла с радостными привываниями, что бывало лишь в случаях, когда приходили знакомые.

Свои, успокоился Денисов. Никак Федотыч опять завернул?

Это было самым вероятным, потому что жена прийти не могла, если только чего не случилось. Обеспокоенный таким предположением, Денисов вышел из-за сарая на дорожку и обомлел: к калитке, косолапо загребая лапами и мотая влево-вправо головой, приближался медведь. Тощий, с взъерошенной шерстью, он выглядел так, будто его долго и нещадно гоняли.

Шатун, пронеслось в голове у Денисова, и он уже хотел бежать в дом за ружьем, но радостное Найдино завывание, с каким она крутилась возле калитки, заставило Денисова всплеснуть руками.

Батюшки светы! Белун!

Да, это был он, но слишком непривычный для глаз в своей худобе и взъерошенности, а главное, сильно выросший, чтобы сразу признать его.

Растерянный Денисов не знал, что делать, то ли открыть калитку и впустить Белуна, то ли сначала принести какое угощение. Пока он с дурацким видом топтался на месте, Найда и Белун сами подсказали ему, что надо сделать сразу, а что оставить на потом. Просунув в щели калитки носы, они обнюхивались и облизывались, ворча при этом каждый на свой лад.

Ах ты, господи! Да открывай, балда, потом угощать будешь!

Но Белун не вдруг-то вошел во двор. Видно, за время спячки образ человека потускнел в его памяти, и он некоторое время настороженно разглядывал Денисова, словно бы силился припомнить его. Потом все же подошел и стал обнюхивать. И наконец потерся головой о колени Денисова.