Стараясь не сбиваться, Яшка повторял за отцом клятву, после чего Маркел сказал:
— Держи свое слово, Яков, а я свое сдержу: придем нынче домой — отдам ружье.
И все поздравили Яшку и надели рубахи. До утра оставалось всего ничего, и надо было хоть немного поспать.
А утром Яшка узнал последнюю тайну прошедшей ночи — почему отец не велел ломать медвежьи кости. Охотники еще спали, когда Маркел, подняв Яшку, повел его в лес. На плече отец нес мешок, и Яшка даже не догадывался, что в нем. И лишь когда пришли к большому выворотню, где мог бы устроить берлогу любой медведь, отец развязал мешок. Яшка не поверил глазам: в нем были те самые кости, которые охотники вчера складывали в кучки. Заглянув под выворотень, Яшка увидел там целую груду других костей. Видно, их сносили сюда давно. Но зачем? Нельзя, что ли, в озеро выкинуть, рыбам на корм?
Опорожнив мешок, Маркел сказал серьезно:
— Все срастется, сынок, когда-нибудь. Только не надо ломать кости…
Вот и сбылась заветная мечта — наконец-то ружье было в руках у Яшки. Ничего, что старое, шестнадцатого года, зато сохранное. Отец-то стрелял из него только для вида, чтоб не заржавело, а на охоту ходил с другим. А это так и висело в горнице.
Главное, таким образом, решилось, и теперь можно было взяться за выполнение давно задуманных планов. Несмотря ни на что, ни на какие побратимства и клятвы, Яшка и не думал причислять медведя к своим родственникам. Мало ли что отцу взбредет в голову? Не хочет охотиться на медведей — и пусть не охотится, его дело, а Яшка тут ни при чем. Ружье — вот оно, и нечего больше чикаться с разными «дедушками». Их в тайге тьма-тьмущая, до конца жизни не перестреляешь.
Так думал Яшка, и первое, что сделал, едва утихли разговоры вокруг его «усыновления», — встретился с Костей. Тот как работал на лесопилке, так и работал, но Яшка сразу понял: дела у Кости хреновые. Не нравится, что ли, спросил Яшка. Костя махнул рукой: обрыдло. Все за что-то борются, ударников каких-то выдумали. А какой из Кости ударник, когда его дело — поднять и бросить? Подсобник, он и есть подсобник, падла.
Вот тогда-то Яшка и предложил дружку: рассчитывайся к такой-то матери и будем охотиться. Костя пренебрежительно поморщился: на белок, чай? Дурак, сказал Яшка, на медведей. Ты сколько получаешь на своей лесопилке? То-то! Да мы за одного медведя в десять раз больше возьмем. Шкура и мясо само собой, но главное — сало и желчь. За них знаешь какие деньги дают? Особенно за желчь. С руками отрывают.
Яшка не врал. Если желающих купить шкуру и мясо было достаточно, то сало и желчь шли нарасхват. Салом лечили многие болезни у самих себя, а кроме того, им пользовали и скотину, особенно лошадей, заживляя салом всякие потертости. Но больше всего ценилась желчь. При любом недомогании пили ее, и все как рукой снимало. Наиболее сильным действием, как уверяли знатоки, обладала желчь от медведиц, за которую платили не торгуясь.