Имея в виду, надобно полагать, преимущественно Кулиша, Костомаров рассказывал: «Главное, что поражает не знающего бессмысленность украинофильства, – это их преувеличения, с какими они посредственного писателя готовы поставить выше Шекспира и каждую песню считают превосходнее векового произведения искусства. Притом это остаток идеи народности, которая в образованном кругу перешла уже свою крайность, а в западной Малороссии еще не подчинилась истинной точке зрения» (КМТ-1: 299). То, что данные оценки не были сиюминутными или вынужденными лишь обстановкой следствия, подтверждают письма Кулиша Костомарову (к сожалению, ответные письма не сохранились). Так, 27 июня 1846 г. он писал из Петербурга, куда переехал, получив при содействии П.А. Плетнева преподавательскую должность в университете:
«Молодые люди, вдаваясь в изучение Малороссии, нисколько не лишают себя этим возможности усвоить образованность Европейскую. Зачем брать крайности? Можно любить свой буколический хутор и восхищаться блеском столицы еще больше, нежели человек, никогда на хуторе не живший. Можно знать наизусть все наши песни, предания и летописи и усвоить себе образованность Европейскую в высшей степени. Я не понимаю, как Вы одним решительно исключаете другое!.. Зачем вы говорите, что у нас, Украиноманов, идеалы в голове мужики, свинари, чумаки и т. п. рабы? Я в этих словах не узнаю вас. Это брань, и больше ничего. Украинец сочувствует и Ахиллесу, и Александру Македонскому, и Крестовым походам, и Генрихам, и Людовикам, и прочая, но следует ли из этого, чтоб он, оставив свое, писал о них? Пусть пишут о них Греки и Немцы, нам довольно знать это, – и мы знаем. Но оставить своих полуобразованных Гекторов и Ахиллов потому только, что мы не имеем Периклов, Сократов, Наполеонов, – верх безрассудства. И вы ли, Н.И., вы ли можете говорить эти ужасные слова: „Я не обвиняю тех, которые холодны к своему родному. Человек стремится к лучшему, а чужое лучше!“ Нет, у вас засохла живая струна, без которой никогда не будет гармонии в ваших ученых и поэтических действиях. Я обвиняю строго! и учить не быть холодным к своему значит то же, что сказать мертвому: воскресни!.. Если чужое лучше (в чем я не согласен), то следует ли этого, что наше ничего не стоит, не стоит усилий целой жизни таких ничтожных существ, как один человек сам по себе?.. Повторяю, довольно нам изучить иностранное, руководствоваться опытами веков, но действовать у себя дома. – Христианство же никак не должно охлаждать наше стремление к развитию своих племенных начал, ибо не без причины брошено в землю зерно и пустило уже глубокий корень. Потеря нашего языка и обычаев есть худшее, что может случиться: а вы говорите, что лишь бы мы были отличными христианами, это еще не несчастье. Не забудьте, что наш Украинец (простой) только до тех пор и христианин, пока все его обычаи и верования при нем. Вы говорите о нас, людях высшего полета, а для массы такое превращение невозможно. Ей нужны деды, батьки, обычаи, чтоб быть твердыми в добродетелях