— Уходи — вдруг говорит Катя.
— Как это? Что ты придумала, вдруг?
— Уходи — вдруг, начинает кричать она — проваливай.
Я пытаюсь обнять ее, но она бьется в моих руках, словно раненая птица.
— Успокойся. Скажи, что я сделал не так?
— Все так. Чересчур так. Я поняла, какая я дрянь. Держу тут тебя, праведника, возле себя, лишая радости жизни. — Она больше не кричит. Сидит, уткнувшись лицом в мое плечо, от чего рубашка, тут же, пропитывается ее слезами.
— Прости меня. Прости — всхлипывает Катерина, и я чувствую, как сердце мое наполняется щемящей жалостью к ней.
— Не за что мне тебя прощать. Я просто знаю — мое место здесь, с тобой. И ты это знай. Нельзя предать божество, которому поклоняешься. Видно, кому то так было угодно, что бы мы вместе прошли этот путь. Люди, вообще, не встречаются случайно — успокаиваю я ее, баюкая, словно младенца, в своих руках.
— Чего бы ты хотел, Семен? — успокоившись, спрашивает Катя.
— В смысле?
— Ну, мечтаешь о чем? Кроме меня, конечно, — сверкает она глазами, предвосхищая мой ответ.
— Не знаю. Раньше мечтал писателем стать. Но когда понял, что высот Шекспира или Пушкина мне не достичь, бросил это дело.
— Напрасно. Ты бы смог, я уверена. Попробуй.
— Обязательно попробую — обещаю я.
— Вот и славно. А сейчас, почитай мне. Давненько я «Божественную комедию» в памяти не обновляла.
Земную жизнь, пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
От чтения меня отвлекает телефонный звонок. Катя спит, подложив под щеку, сложенные в молящемся жесте ладошки.
— Семен, здравствуйте, — слышу я взволнованный голос врача. — Вы не могли бы приехать сегодня? Лучше ближе к обеду.
— Конечно, приеду.
Ровно в час, оставив спящую Катю, я стучу в дверь его кабинета. Дверь распахивается моментально, словно доктор стоял за ней в ожидании моего прихода.
— Входите, — приглашает меня врач.
Я молча смотрю на него, на суетливые его движения, не ожидая ничего хорошего от нашего с ним разговора.
— Я вот зачем позвал вас. Понимаете, химиотерапия не принесла желаемых результатов. В ней больше нет смысла. Опухоль дала метастазы в позвоночник. Мне очень жаль. Очень.
Не знаю, как я устоял на ногах, в один момент, потеряв способность видеть и слышать. Мне хочется выть, и избивать стоящего передо мной, ни в чем неповинного доктора, неспособного вылечить единственную, для меня, на земле женщину.