Глаза старпома стали задумчивы.
— Я вас понял, Сергей Васильевич.
Вышли в море так спешно, что Гаврилов даже не успел позвонить жене, сказать ей, что домой вернется не скоро. Уже перед самой отдачей швартовых он попросил флагманского штурмана Скрябина передать Лене, чтобы она его не ждала. Пусть берет билет на самолет и — в Москву.
— Иван Михайлович, — тихо сказал Гаврилов, стараясь, чтобы его не услышали моряки швартовой команды, — выдай звонок моей подруге, намекни, где я, а то она станет наводить справки.
— Ты подал идею — сходить к твоей Лене на чашку чая, сам же хвалился, что у тебя всегда к чаю есть пироги. — Но тут же его лицо сделалось строгим. — Я все сделаю, не волнуйся.
Находясь на ходовом мостике и глядя сквозь молочную пелену тумана на далекий угрюмый берег, Гаврилов подумал о том, что этими дорогами ходил он и в годы войны. Вот там, неподалеку от мыса, фашистская подводная лодка торпедировала корабль, на котором он служил. Чудом остался жив. Теперь этот корабль лежит где-то на большой глубине с зияющей дырой в левом борту. Спит там, в морской пучине, тихо и мирно. Небось оброс тиной его славный корабль, на котором в бою с врагом он пролил кровь. Сколько лет прошло, а корабль лежит на грунте, скрытый от солнца и воздуха.
— Моя жизнь была в нем, моя юность, — прошептал Гаврилов.
— Товарищ командир, — раздался за спиной голос вахтенного офицера, — радиограмма от комбрига.
Гаврилов развернул листок, прочел вслух:
— «Примите на борт ветерана, окажите ему максимальное внимание. Зерцалов».
В это время на мостик поднялся замполит Лавров.
— Туман густой, не скоро распогодится, — буркнул он, подходя к командиру. — А ты чего такой хмурый?
— Прочти, — и Гаврилов сунул ему измятый листок радиограммы.
Лавров, ознакомившись с ее содержанием, обрадовался: ветеран сможет встретиться с экипажем, рассказать о том, как сражались моряки в годы войны, как совершали подвиги.
— Так и расскажет? — усмехнулся Гаврилов, и в его серых, выразительных глазах замельтешили искорки. — Если человек он настоящий, то не станет бахвалиться, как воевал. Для героя, Федор Максимович, всегда пытка, когда он вспоминает прожитое на фронте. Возьми нашего Климова — тихий, скромный, из него и слова не вытянешь. А поступил как настоящий герой. Что и говорить, у каждого свое дело... — Командир поднес к глазам бинокль. — Я вот о себе скажу... Не заря жгла мои надежды, а штормы и штили, на войне я лишь больше узнал о себе, чего стою и на что способен.
Лавров слушал командира не перебивая. Он так и не понял, почему Гаврилов ревниво отнесся к сообщению о прибытии на корабль ветерана. Что в этом плохого? Чем чаще моряки встречаются с теми, кто добывал на фронте победу, не раз смотрел смерти в глаза, тем лучше: пусть каждый моряк сердцем прикоснется к подвигу. И замполит высказал свое мнение командиру.