Гаврилов не помнил, сколько прошло времени, но когда корабль обошел остров с зюйда и взял курс к фарватеру, он почувствовал, что устал. А тут еще погода стала портиться. Подул сырой, промозглый ветер, он рассеял туман, море почернело, стало густым и черным; тучи, серо-пепельные, набухшие, торопливо плыли над самой водой, едва не касаясь мачты корабля. Гаврилов озяб, и ему захотелось выпить горячего чая. Включив микрофон корабельной трансляции, он вызвал на мостик старпома. Покрасов доложил о себе. Был он весел, в глазах озорно плясали искорки.
— Как там ветеран? — спросил Гаврилов.
— Устроил его как положено, вестовому приказал напоить гостя чаем, — старпом улыбнулся. — Увидел море и расчувствовался, волнуется, чуть ли не слезы на глазах. — Старпом повесил на грудь бинокль. — После войны он ни разу не был на Севере. Живет в Свердловске. Мужик боевой, в нашем морском деле соображает хорошо. Снял в каюте кожаное пальто, и я чуть не ахнул — вся грудь и справа и слева в орденах и медалях. Воевал, видно, здорово. Минер, одним словом. Говорил, что ему приходилось разоружать немецкие мины, обезвреживать всякие хитрые ловушки. Видели, что у него на правой руке нет двух пальцев? Так это одна из мин взорвалась...
Гаврилов поддакнул:
— Я тоже заметил, что он заслуженный человек. Пойду с ним чаевничать, а вы тут глядите в оба, если что — дайте мне знать. — И командир торопливо стал спускаться с мостика.
Покрасов стоял задумчивый. Ему вспомнилась Варя. Перед выходом корабля в море он звонил ей в Москву. «Я очень терпеливый, и хотя мне тут без тебя живется не сладко, буду ждать», — заверил он Варю. А та вдруг выпалила: «Хочешь, я приеду к тебе?..» Покрасов возразил: «Ты побереги себя, а уж я тут не раскисну».
Сзади раздались чьи-то шаги. Покрасов обернулся. Это — ветеран. Словно извиняясь перед старпомом, сказал:
— Хочу поглядеть на море, на далекий берег, — улыбнулся он. Но тут же улыбка сбежала с его лица. — А командир у вас, Игорь Борисович, душевный. Дал мне меховую куртку, предупредил, чтобы я не простудился после чая на студеном ветру.
— Край у нас суровый, — согласился Покрасов. — После училища я попросился на Север.
— Позвала романтика? — ветеран глядел старпому в лицо, словно хотел что-то в нем увидеть.
— Отец мой воевал в этих краях. Погиб...
Ветеран смотрел на море, но воды не видел, перед глазами стоял туман, серый, волнистый.
— Да, война... — тихо заговорил гость, глядя куда-то на море. — Разметала, разбросала людей по всему свету. Отца разлучила с сыном, дочь с матерью, жену с мужем. Кровь, слезы. — Он сделал паузу. — Пришлось, Игорь Борисович, и мне горяченького по ноздри хлебнуть.