— И это прогресс? — разочарованно спросил Франческо.
О прогрессе часто говорили и в гостиной мадам Совего. О паровозах, о шоссейных дорогах, о газовых фонарях, которые, говорят, уже испытывались зимними вечерами в городах Ломбардии.
— Я тоже столкнулся однажды с прогрессом, — вставил как-то словечко Джузеппе.
И, не вдаваясь в некоторые обстоятельства, не идущие к делу, рассказал, как миловидная ткачиха в Марселе привела его в свой опустевший вечером цех и он увидел диковинные прядильные машины.
— Вы, конечно, были влюблены? — спросила одна из дам.
— Не совсем, но…
— И это был час свидания?
— Ну что вы, синьора…
— И она была красавица?
В сущности, Джузеппе был по-щенячьи молод, настоящий Пеппино, со своим светлым пушком на губе. Он был красив и строен, хотя и среднего роста, с волной золотисто-каштановых волос на плечах и голубыми очень честными глазами. Парень хоть куда. Скучающие на чужбине итальянки относились к нему благосклонно. В стамбульском безлюдье его душевная и физическая свежесть казалась им по меньшей мере привлекательной. Многие из дам были бы не прочь сделать его своим чичисбеем. И как ни странно, простосердечный и не очень образованный малый был на виду в тесной компании, развлекая всех редкими, но неожиданными шутками, а более всего умением слушать. Он не был болтлив, но его слова запоминались. Не был он и задорен, но без застенчивости — это черта пьемонтцев, какими их создал творец вселенной.
Подруга Луизы Совего, красивая, сильно напудренная синьора, решительно приняла молодого человека под свое покровительство. Отставшая от моды века в провинциальном затишье, кокетка разговаривала с ним в духе восемнадцатого столетия и в то же время требовала, чтобы он страдал и угасал подобно Вертеру. Он поеживался от этих игривых атак.
Красивая синьора старалась воспламенить своего чичисбея, заглядывая в его будущее, и видела его счастливым в соответствии со своим представлением о счастье.
— Наша любезная отчизна во всех своих королевствах, — щебетала она, — украсила грудь многих итальянцев разнообразными орденами. Чем же вы не кавалер какого-нибудь боевого ордена? — И она прикасалась бледно-розовой надушенной рукой к его матросской куртке, нащупывая на ней место, где должен красоваться орден.
Пеппино забавно набычивался.
— Я уверена, что вы очень храбры, — бесцеремонно продолжала она. — Вам только недостает набожности, чтобы заслужить награду и носить при ордене шпагу и эполеты, а по праздникам драпироваться в пунцовый плащ, подбитый белым атласом. В этом наряде вы будете привлекать взоры всех молодых особ. Конечно, придется поститься по пятницам и субботам…