– До того ли теперь, тятя? – перебил его Володей.
Отлас, только что тихий, непривычно расслабленный, грозно рыкнул:
– Цыть, кобелёнок!
И сам замолчал. Надо-олго. Володей встревожился: уж не отходит ли?
Сквозь слюдяное окошко пробился солнечный луч, ударился о пол, прожёг в плахе золотую дырочку, и по лучу вниз потекли, зароились пылинки, тоже золотые от солнца.
«Теперь светло в горнице станет... солнышко вверх пошло», отметил Володей и удивился: к чему бы помышлять об этом? Должно быть, крепко напугало крутое отцовское решение. Надо подушку под ним поправить, да как руку вынуть из-под холодеющей его длани? Вывернувшись левым плечом, дотянулся свободной рукой, изловчился поправил. Отлас дрогнул верхней губой, набухшей, синей, медленно открыл глаза, но посмотрел не на сына – на стену, где висела иззубренная сабля, рядом – кольчуга, изогнутая, испробитая, не раз обагрённая кровью. Кольчуга, кольчуженька! Сколько же раз ты спасала меня от гибели? Низкий поклон русским умельцам, изладившим тебя так славно!
– Слаб стал... в дрёму потягивает, – пожаловался Отлас.
– Отдохни. Я уйду.
- Там уж отдыхать буду. Оденьте меня понарядней, чтоб видели: не зря Отласом прозвали. Ох, какой кафтан я носил, Володей! Такого кафтана и у Бекетова не было! Купчина пожаловал за то, что караван его уберёг от лихих... Отложил ишо один про запас... он в лежанке, – похваставшись, опять острожел, снял руку, словно набрался от сына сил. – Про Стешку помни... Щас объявлю. Но сперва... за попом, за Гаврилой.
Володей едва подавил облегчённый вздох. В душе искорка зажглась слабая: «Может, передумает, пока хожу за попом, аль...» – додумывать стало страшно. Выскочил.
Пробежав мимо семейных, ждавших хоть слова от него, махнул рукою и выбежал на волю.
А солнце билось в окна и в души, освещало сутемь вдали синеющего леса. Радовало солнце людей и землю, мол, не горюйте, всё распрекрасно, будто и не умирал старый Отлас.
За логом, где кончилась торговая площадь, обнесённая лиственничными венцами, высилась крепость. Как раз на площадь выходила одна из восьми башен крепости – церковь надвратная. На взлобье церкви блестел дорогим окладом огромный Спас. Над конусом вознёсся грубо кованный медный крест. Церквушка видом своим скорее напоминала часовенку: не просторна, но якутянам места хватало. Не до молитв им было – в основном-то все люди служивые. То в разъездах, то в стычках. Те, кто в посаде живут, без ружья не ложатся. Всяк час может понадобиться.
Идти за попом – надо перебежать мост, затем дать круг через весь посад. Можно и прямиком через лог, но сейчас он под водою – ноги замочишь. «Ишь чего испужался!» – ругнул себя Володей и ринулся с обрыва к мосткам, через которые, вровень с перильцами, перекатывалась вода. Хотел было по воде плюхать, но вдруг вспрыгнул на тонкую жёрдочку, служившую перильцем, и, пролетев её, удивился: как не сломал, как она выдержала? Прогибаясь, утопая в потоке, однако в сапоги не набрал.