Итак, я видел Эвелин Доннингтон живой и здоровой в четверть одиннадцатого вечера неделю назад, 24 июля. Она вышла со мной на крыльцо, чтобы рассказать о письме, которое вчера получила от Гарриет. Там же мы попрощались – и я, сказав ей «спокойной ночи», отправился к себе, в дом приходского священника. До него примерно треть мили, если идти через парк, и лучше всего следовать по тропе для верховой езды, тянущейся через так называемую Адамову чащу. Даже днем там сумрачно: небо скрыто ветвями раскидистых буков, которыми славится Борроу.
По пути к дому священника я не видел ни единого живого существа и не слышал ни звука. Тишина была поистине зловещей. Впрочем, на эти воспоминания, наверно, повлияло то, что случилось потом.
Два часа спустя лакей из Борроу-Клоуз разбудил меня, чтобы сказать, что Эвелин мертва. «Убита, сэр!» – выдохнул он и, не сказав больше ни слова, со всех ног побежал к дому доктора.
Перед этим я едва успел задремать. Под кровом Борроу не было спокойствия: я узнал это, едва появившись в здешних краях: прихожане, как обычно, оказались отлично осведомлены о том позоре, который покрыл семью Доннингтонов. И сколь бы мало симпатии тут ни вызывал сам сэр Борроу Доннингтон, дочерям его все сочувствовали.
Для меня Эвелин была уже как сестра. Я должен был жениться на Гарриет в сентябре, хотя теперь лишь Бог знает, что будет с нашими планами.
Люди часто смеются над предчувствием, хотя сплошь и рядом оно – всего лишь логика разума, ведущая войну против нашего оптимизма. Дело Саутби Доннингтона, казалось бы, завершилось одновременно с приговором суда, отправившего молодого человека за решетку, но я с самого начала опасался, что это далеко еще не конец; и именно Саутби Доннингтона, единственного сына сэра Борроу, я видел во сне, когда лакей разбудил меня вестью об убийстве.
Какая ирония природы! Единственный сын и его богатый отец: более разных людей было не найти! Особенность первого – безудержная, почти безграничная расточительность; второго же отличали почти такая же скупость и саркастический эгоизм.
Саутби Доннингтон был отправлен в Итон и Тринити-колледж (Кембридж), чтобы пройти там первоначальное обучение, необходимое для офицерской карьеры, но позорный эпизод в лондонском игорном притоне, после которого юноше пришлось предстать перед полицейским расследованием, завершил его университетский путь в первом же семестре. Он не мог даже сдать тот обычный экзамен, который требуется сейчас для поступления в Сандхерст[49]. Однако Саутби не видел для себя никакого иного призвания, кроме военного. Отчаявшись, он пустился во все тяжкие и, фигурально выражаясь, исчез в бурных волнах теневого мира Лондона. Напрасно его сестры умоляли сэра Борроу: баронет, подтверждая свое давешнее прозвище «сэр Железное Решение», отрекся от сына и принес клятву, что Саутби никогда более не переступит порог его дома.