Отец Браун нерешительно склонил голову – в этом жесте виделось глубокое почтение, граничащее с благоговением.
– Конечно, – прошептал он. – У сэра Арчера Андерсона никогда не снимали отпечатков пальцев. Боже мой! Человек такого общественного положения…
– Говоря по правде, никто не знает о нем ничего определенного, – сказал Уикс. – Он не оставил ни следов, ни чего-либо еще. Когда я стал изучать его прошлое, мне пришлось начать с чистого листа, и лишь потом я понял, что на самом деле попал в лабиринт. Мне казалось, что о подобных лабиринтах я разбираюсь неплохо, но этот был в сто раз запутанней прочих.
– Для меня, – вздохнул священник, – любой из этих лабиринтов запутан донельзя. Я уже говорил, что дела финансовые лежат вне моей компетенции. Но о человеке, сидевшем напротив меня, я понял лишь одно: я был убежден, что для афериста он слишком нервный и наглый.
Перевод Валерии Малаховой
Худшее преступление в мире
Отец Браун бродил по картинной галерее с таким видом, как будто пришел сюда вовсе не смотреть на картины. Собственно, он и вправду пришел не за этим, хотя картины вполне любил. И дело не в том, что в этих ультрасовременных полотнах было что-нибудь аморальное или неприемлемое. Нужно иметь воистину взрывной темперамент, чтобы воспламениться безбожными страстями, глядя на разорванные спирали, вывернутые наизнанку конусы и разбитые цилиндры, при помощи которых искусство будущего воздействовало на человечество и угрожало ему. Просто отец Браун ждал юную подругу, которая назначила ему встречу в таком несуразном месте, потому что сама увлекалась футуризмом. Эта подруга была одновременно его родственницей, а родни у него имелось немного. Звали ее Элизабет Фейн, или попросту Бетти, и она была дочерью сестры отца Брауна, вышедшей замуж за человека благородного, но обедневшего. Однако этот сквайр был не просто беден: сейчас он уже был мертв, так что отец Браун выступал не только в роли духовника девушки, но и в роли ее покровителя, а так как он приходился ее дядей, то также выполнял и обязанности опекуна. Сейчас же он подслеповато моргал, вглядываясь в посетителей галереи: не промелькнут ли знакомые каштановые волосы и веселое лицо его племянницы. Тем не менее он увидел нескольких знакомых людей и великое множество незнакомых, включая тех, с которыми, сообразно своим вкусам, не больно-то хотел знакомиться.
В числе людей, которых священник не знал, но которые возбудили его интерес, был стройный, грациозный и очень живой юноша, элегантно одетый и слегка похожий на иностранца: у него была бородка-эспаньолка на старинный манер, а темные волосы подстрижены так коротко, что казались шапочкой, плотно облегающей череп. Среди тех же, кого священник знать не особенно хотел, выделялась весьма властная леди в вызывающе алом платье, с распущенными волосами, слишком длинными, чтобы можно было говорить о модной короткой стрижке. У нее было бледного, довольно нездорового цвета лицо с крупными грубоватыми чертами, и когда она смотрела на кого-то, в памяти всплывал образ василиска. Она тащила на буксире круглолицего коротышку с большой бородой и узковатыми сонными глазами. Тот широко улыбался и в целом выглядел благодушно настроенным, хотя не факт, что вообще бодрствовал при этом; однако его бычья шея, если смотреть на нее сзади, выглядела слегка напряженной.