— Он плохой пограничник, капитан. Я бы ему не доверил одну овцу, не только стадо. А ему всю страну охранять надо. Всю! А у него две отметки. Ты сам сказал — две. По политической...
— Да, две.
— Тогда я уеду завтра, капитан.
— И завтра машины не будет, Альтай Хасенович. Да поживите вы у нас! К соседям съездим, в село, с председателем колхоза вас познакомлю. Вы никогда не бывали в русских колхозах?
— Нет. Не бывал. Значит, если сын пограничник, я не отец?
Его все не оставляла эта мысль.
— Ну почему же? Отец.
— Хорошо, — успокоился Иманов. — Я останусь здесь.
Ладно, подумал я, и на том пока спасибо, а там будет видно. Сейчас мы пойдем в столовую. Гость устал, надо выпить чаю. Я попрошу Костюкова высыпать в маленький чайник целый пакет — пусть будет «чифирь», а не чай. Я знаю, это немного исправит настроение гостю.
В столовой, усадив Иманова, я иду к раздаточному окошку, подзываю Костюкова, и весь наш разговор продолжается шепотом.
— Баранина в леднике есть?
— Есть, товарищ капитан. Мороженая только.
— Сойдет. Бешбармак умеете готовить?
Костюков растерян. Он не умеет готовить бешбармак. А мне позарез нужен именно бешбармак.
— Чтобы на обед был бешбармак. Посоветуйтесь с ефрейтором Имановым. Ясно?
— Ясно, товарищ капитан.
— И еще чай. Такой, чтобы до печенок забирал. Тоже ясно?
— Ясно.
Кажется, все меры приняты. Иманов разглядывает нашу столовую, «модерновые» стулья и столы и, видно по всему, остается доволен.
— А есть ли у вас телевизор?
— Телевизор у нас есть, в Ленинской комнате.
— Буду смотреть парад.
Он пьет чай, почти черный, но это не тот чай, какой он привык пить. Я пил чай у скотоводов — зеленый кокчай, у него совсем другой вкус и запах. Но у нас нет кок-чая, это грузинский. Иманов пьет, обжигаясь, и крупные капли пота появляются на его лице, а он все пьет и пьет, кружку за кружкой, прикрывая глаза от удовольствия. И хотя мне позарез нужно идти и заниматься делами, я тоже пью, и от этого черного чая сердце начинает колотить в ребра.
— Хватит пока, — говорит он. — Пошли на границу, капитан.
Сначала мы заходим ко мне домой, и я отдаю Иманову свои резиновые сапоги. Мои старые брюки ему приходятся впору. Он снимает пиджак и надевает ватную куртку с капитанскими погонами, поглаживает погоны, трогает звездочки и говорит:
— Я хочу столб.
— Какой столб? — не понимаю я.
— Такой, с полосками.
— Что ж, проведу вас к столбу, ата, покажу, откуда начинается наша страна.
Мы идем к границе, и он зорко оглядывается вокруг. Хорошо бы встретить лосей, думал я, он никогда не видел лосей, конечно. Но лосей, как на грех, нет. Я даже делаю крюк — в роще солдаты всю зиму закладывали солонцы, чтобы лоси не ходили дальше, к границе. Но и возле солонца не видать лосей.