Ладно, я предложу ему подняться на вышку у протоки, пусть посмотрит на тот берег. Хутор-то стоит на месте. По пути я рассказываю ему о хуторе и его хозяине Тиммере. Иманов щелкает языком:
— Плохой человек.
— Паршивый, — соглашаюсь я.
— А шпионов ты ловил?
Я улыбаюсь. Он, наверно, думает, что здесь кишмя кишит шпионами.
— Нет, — признаюсь я, — не случалось.
— Жаль, — говорит он.
— Конечно, жаль.
— И сын мой не ловил?
— Нет.
— Плохо.
— Почему плохо, Альтай Хасенович?
— Может быть, он плохо смотрит? Может быть, пропустил? У него две посредственных отметки. Две? — спрашивает он, будто я ошибся раньше или за время нашего пути их стало меньше.
— Две, — подтверждаю я и, уже не сдерживаясь, хохочу во все горло. — Но он бы не пропустил. У нас здесь посторонний не пройдет, Альтай Хасенович.
Мы выходим к вышке. Иманов легко поднимается по крутым ступенькам, я лезу следом. Часовой оторопело смотрит на незнакомого мужчину с капитанскими погонами.
Я поворачиваю трубу и приглашаю Иманова взглянуть на тот берег. Он припадает к окулярам.
— Вижу, вижу. И капиталиста вижу!
— Да ну! Дайте-ка...
Он отстраняется, освобождая мне место, и далекая человеческая фигурка на том берегу оказывается рядом. Это Тиммер. Он в высоких сапогах, галифе, мундире, военной фуражке, а на левом рукаве у него красная повязка. Да, да, я отчетливо вижу красную повязку. Но это не просто повязка: он поворачивается, и тогда я вижу белый круг на повязке, а в круге свастика. Тиммер ходит по берегу взад и вперед, он знает, сукин сын, что мы видим и его самого, и эту форму старых времен, и красную повязку со свастикой.
— Он уже два часа ходит, товарищ капитан.
Ах, мерзавец!
— Поглядите, Альтай Хасенович, у него фашистский знак на рукаве.
Иманов смотрит долго, он словно впился в окуляры, потом отворачивается и тяжело идет к люку. Он будто постарел за эти минуты. Ступив на землю, он ругается по-казахски, коротко и яростно, не зная, что я-то понимаю все эти слова.
Он шагает молча, заложив руки за спину, временами останавливаясь и осматриваясь. Он хмур, ему не нравится ни это чавкающее под ногами болото, ни голый лозняк. И этот холод тоже не нравится ему.
Я вывожу Иманова к просеке, открытой в сторону границы. Там стоит красно-зеленый столб с серебристым Гербом СССР. Иманов опускается возле столба на колени и целует его. Потом достает из кармана большой красный платок, не поднимаясь с колен, расстилает его и пальцами начинает копать землю. Горсть земли сыплется на платок. Иманов завязывает платок и прячет его за пазуху.