В Петербурге к моему возвращению все внимание сосредоточилось на предстоящем съезде земских и городских деятелей, решивших испросить разрешение на проведение такового. К этому времени в Петербург приехал И. И. Петрункевич, с которого князь Мирский[46] снял много лет тяготившее запрещение въезда в столицу, и появление этой замечательной фигуры имело значительное влияние на дальнейший ход движения. Ивана Ильича по всей справедливости следует считать отцом конституционного движения, начавшегося в эпоху великих реформ, и как характерно, что на этот путь он был поставлен еще в ранней юности одним из преподавателей Киевского кадетского корпуса, в котором воспитывался. Уже в 1867 году он вдвоем с приятелем выработал программу преобразования государственного устройства России на бессословных, конституционных началах, отнюдь не путем насильственного переворота, и с этой программой, служившей ему путеводной звездой, прошел через всю свою долгую жизнь, не сбиваясь ни на йоту с указываемой ею дороги. На своем пути, отнюдь не усеянном розами, он не знал никаких компромиссов, его девизом было: выполняй свой долг, и пусть будет что будет.
Дневник А. С. Суворина открывается страшной беседой между ним и Достоевским в день покушения террористов на жизнь министра внутренних дел Лорис-Меликова. Достоевский констатирует, что общество сочувствует террористам и он сам не решился бы донести властям о ставшем ему случайно известным преступном намерении. А Иван Ильич, будучи одинаково «против убийства из-за угла, как и против виселицы», в разгар террористической деятельности, рискуя головой своей, пригласил, при посредстве местных украинофилов, главарей южных террористов на совещание и долго настойчиво убеждал приостановить свою деятельность, предоставив земствам открыто потребовать от правительства проведения реформ.
Эта замечательная моральная цельность и несокрушимая принципиальная последовательность не могли не встретить всеобщего почтительного признания и глубокого уважения, а для самодержавного олимпа он был настоящим пугалом. Где бы Иван Ильич ни появлялся, вокруг него тотчас собирались люди, угадывая в нем надежнейшего руководителя. Верность выбранной в юности путеводной звезде с течением времени превращала логические убеждения в составную часть души, в инстинкт и развивала некоторую односторонность и пристрастность, разное отношение к своим и чужим. Ко мне он сначала относился с большим расположением, но потом невзлюбил: во время революции кадетский ЦК решил выпустить в свет биографии виднейших членов партии, я выбрал для себя Ивана Ильича и выполнил работу с искренней любовью и старанием. Но рукопись, отосланная редколлегией на предварительный просмотр самого Ивана Ильича, вызвала острое негодование, он находил, что я умалил его роль и значение, и забраковал ее.