В двух веках. Жизненный отчет российского государственного и политического деятеля, члена Второй Государственной думы (Гессен) - страница 121

Приезд Ивана Ильича в Петербург накануне земского съезда имел, повторяю, решающее влияние на судьбу всего движения. Непререкаемым авторитетом пользовался тогда председатель московской земской управы Д. Н. Шипов, которого, к сожалению, я почти совсем не знал. Он был из такого же теста и столь же умело выпечен, как и Петрункевич, но его несокрушимость не имела острых углов. У него было больше мягкости и обходительности, увеличивавших личное обаяние. В противоположность Петрункевичу Шипов был убежденнейшим представителем славянофильского взгляда: народу мнение, царю власть. Только в лице Петрункевича съезд получил достойного и равного соперника Шипову, и только благодаря его участию конституционалисты приобрели значительный перевес. Авторитет Шипова заставил лишь смягчить редакцию пункта, в котором выражалось требование представительного строя, и наряду с ним предложить на голосование съезда формулу Шипова, собравшую, однако, не более четверти поданных голосов. Но еще до съезда земцев в Москве состоялись многочисленные оживленные собрания адвокатуры – одно в квартире Маклакова, другое – в особняке А. Ледницкого, на котором я усиленно доказывал, что требование конституции вполне назрело и вопрос лишь в том, кому будет принадлежать историческая инициатива открытого произнесения этого требования. По-моему, на эту инициативу должна была претендовать адвокатура. Предложение отклика не нашло, и инициатива перешла к земскому съезду. Тем не менее именно В. Маклаков после гордо заявлял, что земский съезд, впервые принявший конституционную резолюцию, был частным собранием, а первой официально признанной корпорацией, заявившей требование представительного образа правления, было собрание присяжных поверенных 20 ноября 1904 года. Мне же теперь кажется, что инициатива адвокатуры не оказалась бы столь звучной, как постановление съезда 6–8 ноября, и не произвела бы такого огромного впечатления, усиленного колебаниями правительства в отношении съезда. Печати запрещено было особым циркуляром что-либо о съезде сообщать, и приходилось всячески изощряться, чтобы об этом событии до сведения читателей донести. «Право» говорило, что «исторические дни 6–8 ноября, словно вечевой колокол, встряхнули русское общество».

Не успело еще раскатиться по всей России эхо этих дней, как наступил 40-летний юбилей судебных уставов, к которому решено было приурочить организованное Союзом освобождения общественное выступление. Оно удалось в полной мере, банкеты состоялись не только в Москве и Петербурге, но и во всех крупных провинциальных городах, и в некоторых даже многолюдней, чем в столицах.