В двух веках. Жизненный отчет российского государственного и политического деятеля, члена Второй Государственной думы (Гессен) - страница 126

Из двух старших сыновей один – женственно-нежный красавец блондин с синими глазами, очень похожий на мать, тогда же заявил, что не видит никакого смысла в университетском образовании – тогда наука была совсем из университета вытеснена политикой, я горячо уговаривал его, и, уступая просьбам, он пробыл в университете еще год, большая часть которого прошла в забастовках и беспорядках, ему органически противных, и, к большому моему огорчению, настоял на своем. Страсть к книгам господствовала над всеми привязанностями, он зажил своей особой духовной жизнью и напечатал книгу своих стихов, встреченных одобрительно критикой, но мне совершенно непонятных. Пять лет спустя он скончался после операции аппендицита, а невеста его, врач-психиатр, в тот же час отравилась. Спасенная другом моим Поляковым, она через месяц вновь приняла морфий и рядом с женихом похоронена. Вот медальон с их фотографиями, который жена всегда носила на груди.

А для младших исключение и арест действительно обернулись как нельзя более благоприятно: несколько профессоров взялись подготовить их вместе с другими пострадавшими юношами к экзамену на аттестат зрелости и отлично эту задачу выполнили, после чего я обоих послал за границу, где в Гейдельберге и Фрайбурге они получили надлежащее правильное образование, и немецкая выучка сделала обоих людьми науки. Приведу здесь отрывок из письма Сережи в ответ на мой вопрос о подробностях его ареста:

«Ты спрашиваешь меня, что это был за кружок, за участие в котором я был арестован в 1904 г. Это был не кружок, а целое общество, „Северный Союз учащихся средних школ“. Собрание, которое было арестовано (полагаю, что благодаря полицейскому осведомлению и не без провокации), было первым собранием представителей Союза от разных школ Петербурга. Центром общества была гимназия Я. Гуревича. Главным деятелем был некий Щетинин, очень великовозрастный гимназист этой гимназии. Почему и я был приглашен на собрание, сейчас, к стыду своему, не помню. Впрочем, никакого собрания и не было: только что все сошлись и Щетинин предложил выбрать председателя, как появилась полиция и всех нас арестовала. Важно отметить, что не только либеральная общественность, но и гимназическое начальство было всецело на нашей стороне. Меня и других не хотели исключать, и я несколько недель еще ходил в гимназию, пока из округа не пришло приказание об исключении. Но на экзаменах на аттестат зрелости отношение к нам, экстернам, со стороны учителей и начальства было самое благожелательное».

1905 год мы встречали в большой тревоге. Ошеломительное падение Порт-Артура внушало предчувствие, что, того и гляди, обрушится еще какая-нибудь неожиданность. С первых же дней предчувствие стало оправдываться. Во время крещенского водосвятия на Неве перед Зимним дворцом одна из пушек Петропавловской крепости, участвовавших в салюте, выстрелила картечью, которая рассыпалась у самых ног государя. Официальная ссылка на случайную небрежность была неубедительна и, мало того, при систематических незадачах царя (удар по голове в Японии, Ходынская катастрофа на коронации, рождение безнадежно больного наследника) усугубляла представление о чем-то роковом, неизбежном. А засим и наступило историческое Кровавое воскресенье 9 (22) января.