* * *
Учредительный съезд кадетской партии состоял главным образом из бывших членов Союза освобождения, а пожалуй, и ни одного участника не было, кто не принадлежал бы к Союзу. Формально Союз даже и не был ликвидирован, а по русской привычке за ненадобностью просто брошен был, как старая ветошь. Да и журнал «Освобождение» не простился с читателями, а на полуслове оборвал свое существование: как только до Парижа дошло известие о манифесте 17 октября, редактор его Струве, не ожидая разрешения о дозволении вернуться в Россию, схватил шапку в охапку и обрадовал меня появлением в редакции «Права». При переезде через русскую границу он не встретил никаких препятствий. Кадетская партия вправе была считать себя правопреемницей, наследницей Союза, и можно было рассчитывать, что в нее войдет большинство его членов, которое и составит основное ядро партии. Такой расчет тем более казался основательным, что, как было уже упомянуто, на учредительном съезде программа не вызвала сколько-нибудь серьезных разногласий. Правда, в составлении ее руководящую роль играли земцы и Милюков, радикальные элементы – и тем более социалистические – остались в стороне от этой работы.
Должно быть, по отношению к провинции и рядовым членам Союза этот расчет и оправдался, почти все они вошли в состав партии. Думаю, так было и в Москве, которая вообще стала душой партии, формовщицей и хранительницей ее традиций. А в рассудочном Петербурге, где перегородки между интеллигентскими настроениями были наиболее высоки и наименее проницаемы и манифест 17 октября с сопровождавшим его пробуждением сопротивления и натиска реакционных элементов оказался не в состоянии смести перегородки, напротив, пронизывал их током высокого напряжения, чтобы и приближаться к ним было небезопасно. Неискренность и вынужденность уступок, обнажавшая слабость власти, возбуждала мечту, что сейчас можно добиться и большего. Поэтому о закреплении позиций никто и не думал, все превратились в старуху из пушкинской сказки, и центр тяжести переместился с программных положений на вопросы тактики, которая в гораздо большей степени определяется склонностями характера, нежели доводами разума и логики. Более сумбурного, более ожесточенного и предубежденного настроения среди вчерашних еще соратников видеть не пришлось, а меня к тому же посадили председателем – нелегко было сдерживать бушующие страсти. Со всех сторон гремели обвинения и упреки. Одни указывали, что парламентская тактика партии состоит в несоответствии с революционной программой, и требовали согласования налево, другие убеждали потесниться вправо, предоставив занятую съездом позицию более радикальным элементам.