Звание носил он «помощника провизора», хотя ровно никакого отношения к аптекарской профессии не имел. Так как среди хроникеров было еще два-три таких аптекаря, то Набоков однажды за редакционным обедом заметил: «Никак не пойму, почему столько помощников провизора?» – «А вы понимаете, Владимир Дмитриевич, – огрызнулся Клячко, – что такое „право жительства“? Не понимаете? Ну, в том-то и дело!» А дело было в том, что означенное звание давало евреям право жительства вне черты оседлости – русского гетто, правда, лишь при условии занятия своей профессией, но на фактические отступления администрация частенько смотрела (умела смотреть) сквозь пальцы. Благодаря своим бюрократическим связям Львов – и притом совершенно бескорыстно – успешно облегчал тяжелое положение своих единоверцев. Его день начинался с приема просителей – почти исключительно евреев, и главным образом именно по вопросам права жительства. Просителей, по мере того как слава росла, набиралось до двух десятков и больше, каждый норовил поговорить наедине, чтобы подкрепить просьбу «благодарностью», но Клячко это отвергал: «У меня с вами никаких секретов нет». У подъезда уже ждала щегольская коляска с кучером, и примерно с 10 до 2–3 часов дня он совершал объезд по министерствам, канцеляриям, министрам, сенаторам и т. д. Его секундантами были швейцары, курьеры, лакеи, ублажаемые щедрыми «чаями» и помогавшие за то пробраться к начальству, к барину, заранее осведомившись о его настроении. Принимали его охотно и доверяли многое, он даже стал необходимой принадлежностью бюрократической машины, иначе сказать, ее побочным продуктом: благодаря ведомственной розни Клячко умел быть полезным сановникам, сообщая в одном ведомстве то, что от него скрывалось в другом, там зато узнавал новую тайну, помогавшую в дальнейших изысканиях. Между посещениями он несколько раз наведывался к Доминику и Перецу – популярным петербургским рестораторам, чтобы хватить две-три рюмки водки и закусить пирожками – аппетит у него был волчий, и, приехав в редакцию, разгружал свой багаж под рубрикой «В сферах», содержавшей обычно тщательно проверенные, важные политические сведения. Для борьбы с общественно вредной тайной он придумывал разные трюки. Я положительно не припомню случая, чтобы ему не удалось начальство перехитрить.
Чем больше самодержавный строй разлагался, тем шире развертывалась деятельность нашего интервьюера и полностью расцвела во время войны, когда сановники стали его даже побаиваться и у него заискивать. Когда началась министерская «чехарда», Клячко первый узнавал о предстоящих увольнениях, и у него не раз министры осведомлялись об ожидающей их в ближайшие дни отставке. Если принесенная сенсация вызывала недоверие, или ему самому хотелось пустить мне пыль в глаза, он соединялся по телефону с тем или другим сановником, и я неоднократно имел случай удивляться непринужденному тону его диалогов «на короткой ноге» с превосходительствами и высокопревосходительствами.