Наиболее тяжкими, казалось – беспросветными – годами были 1908 и 1909-й. И должно же было так случиться, чтобы именно в этом 1909 году, как будто нарочно для того, чтобы закрепить разочарование в революционной деятельности, произошло сенсационное разоблачение предательской роли Азефа, стоявшего во главе Боевой организации эсеров. Азеф, искусно разыгрываемой ролью активного провокатора, поставил себя выше всяких подозрений и, легко посрамляя скептиков, обращавших не раз внимание ЦК на странности его поведения, добился такого исключительного положения, что вправе был бы сказать: боевая организация – это я! Долго и упорно, с маниакальной настойчивостью пришлось Бурцеву тщательно плести и раскидывать сеть собираемых улик, прежде чем удалось на Азефа ее накинуть. Надо было быть именно Бурцевым, чтобы одержать верх над инстинктивным сопротивлением эсеровского ЦК. Один из его членов говорил: «Пора принять меры и усмирить Бурцева», а Вера Фигнер предупреждала, что придется «пустить себе пулю в лоб за то зло, которое вы причинили революции». Но сам Бурцев говорил мне, что разоблачение Азефа стало у него «навязчивой идеей», и даже под пытками он не перестал бы твердить, что Азеф – провокатор. Только поэтому эсеры и назначили суд под председательством князя Кропоткина с участием Веры Фигнер и Германа Лопатина, но суд был не над Азефом, а над Бурцевым, и, несмотря на самые убедительные доказательства, судьи отказывались ему верить.
Бурцеву самому пришлось предать бывшего директора департамента полиции Лопухина, доверительно ему признавшегося, что Азеф состоял на службе агентом департамента. Но и после этого ЦК не осмелился поднять руку на Азефа, опасаясь «междоусобной войны внутри партии», и дал возможность страшному предателю, ведшему, пока длился суд, разгульную жизнь со своей любовницей, скрыться. Только теперь эсеры спохватились и возложили на А. Аргунова поручение разыскать и убить Азефа, и уже здесь в Берлине Аргунов, видом и манерами похожий на мирного обывателя, с презабавным добродушием рассказывал, как он выслеживал Азефа…[67]
И вот Азеф разоблачен. Мне лично с ним не приходилось встречаться, но не раз и я сталкивался с отражениями его предательства. В октябре 1904 года князь Петр Долгоруков приехал в Петербург из Парижа, где в качестве представителя Союза освобождения принимал участие в съезде революционных партий для выработки согласованной программы действий. Долгоруков рассказал, что, как ему доподлинно стало известно, департамент полиции имеет подробнейшие сведения обо всем, что на съезде в Париже происходило. Долгоруков был товарищем по полку тогдашнего министра внутренних дел князя Святополк-Мирского, и, вероятно, поэтому к нему просочились тайны департамента. Он рассчитывал, что непременно будет в ближайшие дни арестован, и советовался, какой тактики держаться на допросе. Ареста, однако, не последовало, и тогда это объяснялось быстрым развитием бурных событий, в действительности же диктовалось опасениями департамента усилить и без того возникшие подозрения против Азефа, который от партии эсеров тоже был участником парижского съезда.