За бокалом вина я принялся скользить взглядом по строчкам.
• Быть стоиком в эпоху саможаления – значит обрекать себя на клеймо нелюдимости, нет, хуже: бесчувственности.
• Все личное есть политическое – так звучит мантра дня на протяжении десятилетий. Небольшое уточнение. Скорее все личное есть историческое. (И все личное, не будем забывать, есть также истерическое.)
• Как ни странно, есть мужчины, которые внушают себе, что похоть – это эмоция. Более того, одна из первичных.
• Но есть и множество таких, которые путают чувство вины с прощением. Им невдомек, что между этими крайностями существуют градации.
• Недавно одна женщина назвала себя «невероятно правдивой». Что за глупая театральщина. У правдивости градаций нет. Градации есть у лживости, но это другой вопрос.
• «Философы не могут прийти к согласию насчет количества страстей». д/обсужд. в ауд.
Нет, стоп. Не успев начать, я уже превращаю эти заметки в «Остроумие и мудрость Элизабет Финч». Она бы пришла в ярость – как от пресловутого описания в три обтекаемых эпитета, которое только путает читателя. Я уже причисляю ее к классикам, не спросив разрешения. А сам даже не уверен, что изучаю ее собственные мысли. Вот эта последняя, к примеру, насчет количества страстей – явно же цельнотянутая.
А как насчет следующей: «Задача настоящего – исправить наше понимание прошлого. И эта задача становится особенно актуальной, когда прошлое непоправимо». Вот это, предположительно, голос Э. Ф.; однако с таким же успехом это может оказаться переводом цитаты из какого-нибудь европейского философа-историка двух последних столетий.
Одни пункты укладываются в абзац, другие – в страницу, некоторые сопровождаются отсылками, но большинство – нет. Есть обрывки, есть причуды.
• Св. Себастьян // еж
Здесь, вверху страницы, особняком стоит какое-то сокращение:
• Г. Б.
Гастон Башляр? Голден-Бич? Господь Бог?
И еще одна изолированная запись, тоже вверху страницы:
• Ю., ум. в 31 год
Это заинтриговало меня более всего остального. Простые, горестные обозначения. Что я там наговорил про вуайериста, сидящего у меня внутри? Воображение услужливо нарисовало молодого человека, возбуждавшего особый интерес Э. Ф. В моем представлении – хорошо сложен, выше ее ростом. Быть может, двоюродный брат или друг Кристофера? Или ее первый любовник? Но с какой стати я решил, что это мужчина? Как бы то ни было, это человек, которого она горячо любит. Он умер в тридцать один год? Внезапно открывшаяся редкая форма рака, мотоциклетная авария, а то даже и суицид. Э. Ф. окаменела от горя, сердце парализовано, заморожено на долгие годы… или навечно?