Элизабет Финч (Барнс) - страница 91

Но сейчас меня подстерегала опасность погрязнуть в самодовольстве, так что я отодвинул в сторону грезы и спустился с небес на землю доживать остаток своего срока.


Наперекор себе я продолжал читать о Юлиане Отступнике, которого в некотором смысле не мог отпустить от себя, как не мог отпустить Э. Ф. Вскоре я обнаружил в этом ложку дегтя: не все, что я написал, было правдой. Вместо того чтобы внести правку в свой текст, я добавил к нему следующее:

• Поначалу его не звали Юлианом Отступником. Раннехристианские авторы называли его просто Отступник, а это одно из прозвищ Сатаны. Его и считали дьяволом во плоти. Лишь позднее он обрел полное именование, наводившее на мысль, что главным его грехом был отказ от христианства.

• Раньше я считал историю смерти Юлиана от «христианского копья» выдумкой распространителей христианства, но это было не так: первым о христианском копье заговорил Либаний, друг и биограф Юлиана, а уж потом ее с энтузиазмом подхватили христиане.

• Еще одна ошибка – или невольная оплошность: сказав, что Юлиан «сочинил и опубликовал» сатиру «Брадоненавистник», я не учел, что означал второй глагол в те времена. Я представлял себе, что произведение тем или иным способом было размножено и вся Антиохия вздрагивала от императорской сатиры. Но «публикация» сводилась всего лишь к следующему: текст вывесили неподалеку от дворца, на Слоновьей арке, «дабы все прочли и переписали». Многие ли повиновались – этого нам знать не дано, да к тому же император и его когорты вскоре покинули город. Вероятно, Юлиан написал это произведение главным образом для того, чтобы потешить себя и своих приближенных, и это роднит его деяние с «псевдоречами поздней Античности, которые не оглашались вслух и не предназначались для этой цели».

• Все это время я (вслед на Э. Ф.) называл христианство монотеизмом. В конце-то концов, так мы его воспринимаем по сей день. Однако эллинисты рассматривали христианство как политеистическую религию, включающую в себя идею триединого Бога – Отца, Сына и Cвятого Духа. В Англии такое представление бытовало вплоть до семнадцатого века: «Юлиан» Джонсон отвергал католицизм именно как «политеистическую» религию.

• Оказывается, история о том, как святой Меркурий и святой Василий объединили свои метафизические силы, была «позднехристианским изобретением». И что совсем уж прискорбно, святого Меркурия, «как и большинства раннехристианских мучеников», не существовало вовсе.

А теперь – самое главное. Я, наверно, всегда инстинктивно (или по лености ума) считал, что те прекрасные мифы и громогласно вещающие о спасении жития мучеников, хотя и, несомненно, «улучшенные» в процессе передачи из уст в уста, имели под собой какую-то основу, привязанную к грубой реальности. Глядя на великое произведение живописи со сценой кровавого мученичества, ты начинаешь невольно и твердо верить, что видишь нечто, имевшее когда-то место. Однако все священные сборники, такие как «Деяния христианских мучеников» и последовавшие за ними трактовки, – это всего лишь назидательный вымысел, а не Реальные Жизнеописания. Современные ученые сходятся не только в том, что лишь небольшая часть этих знаменитых мучеников действительно существовала, но и в том, что их реальна численность крайне мала. Разумеется, многие христиане были убиты «всего лишь» за принадлежность к христианской вере (и за отказ отречься от своей веры в зале суда), но все равно их было меньше, чем считалось ранее. «Трезвые расчеты» показывают, что в первые триста лет христианской эры «по приговору светских властей Римской империи были казнены от двух до десяти тысяч христиан». (Куда там святой Урсуле с ее одиннадцатью тысячами дев!) А вот то, что касается числа добровольно принявших смерть в твердой надежде скорой отправки на небеса, то здесь «даже Отцы Церкви не могут назвать больше одного-двух случаев добровольного мученичества». Далее: мы думаем (ну или я думал), что язычники убивали христиан, а христиане – язычников по принципу «око за око, зуб за зуб». Такое бывало, но в количественном отношении эти случаи намного уступают случаям насилия среди приверженцев разных течений христианства. (Нарциссизм тонких различий.) Как говорил Аммиан Марцеллин, «дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях»; ему саркастически вторит Гиббон: «Мы должны сознаться, что во время своих внутренних раздоров христиане причинили одни другим гораздо более зла, чем сколько они потерпели от усердия неверующих».