– Но кто вы? Полиция? Нет? Вы убили Джузеппе Горджано. Так ведь?
– Мы полицейские, мадам.
Незнакомка обвела взглядом затененные углы комнаты.
– Но где тогда Дженнаро? Он мой муж, Дженнаро Лукка. Я Эмилия Лукка, мы оба из Нью-Йорка. Где Дженнаро? Он только что был в окне, звал меня, и я примчалась.
– Вас позвал я, – сказал Холмс.
– Вы? Но как вы сумели?
– Ваш шифр, мадам, не представляет никакой трудности. Нам было желательно ваше присутствие. Я знал, что стоит просигналить «Vieni»[4], и вы непременно явитесь.
Во взгляде прекрасной итальянки выразилось почтительное удивление.
– Не представляю себе, откуда вы все это узнали. Джузеппе Горджано… как он… – Итальянка смолкла, и внезапно ее лицо засветилось гордостью и восторгом. – А, понятно! Мой Дженнаро! Славный, замечательный Дженнаро, мой преданный защитник! Это его твердая рука пронзила чудовище! Дженнаро, ты настоящее чудо! Есть ли в мире женщина, достойная такого мужчины?
– Послушайте, миссис Лукка. – Верный своей прозаической натуре, Грегсон взял леди за рукав столь же бестрепетно, как если бы имел дело с каким-нибудь ноттинг-хиллским хулиганом. – Мне не очень ясно, кто вы да что, но вполне ясно из ваших слов, что вы нужны нам в Ярде.
– Минутку, Грегсон, – вмешался Холмс. – Подозреваю, что леди не менее жаждет поделиться с нами сведениями, чем мы – их получить. Вам понятно, мадам, что ваш муж будет арестован и привлечен к ответственности за смерть лежащего перед нами человека? То, что вы скажете, может быть использовано как свидетельство. Но если, по-вашему, его мотивы далеки от преступных и он желал бы о них поведать, тогда, рассказав нам всю историю, вы окажете ему самую лучшую услугу.
– Теперь, когда Горджано мертв, нам бояться нечего, – отозвалась дама. – Он был чудовище, сам дьявол, и ни одному судье в мире не придет в голову наказать моего мужа за это убийство.
– В таком случае, – проговорил Холмс, – предлагаю, чтобы мы закрыли эту дверь, оставили все здесь нетронутым, пошли с леди в ее комнату, выслушали все, что она имеет сказать, и только после этого сделали свои выводы.
Через полчаса мы, все вчетвером, сидели в небольшой гостиной синьоры Лукка и слушали ее поразительный рассказ о страшных событиях, завершение которых нам довелось наблюдать. Английская речь синьоры была свободной и беглой, но очень неправильной, и я, ради удобства читателей, беру на себя смелость привести ее в соответствие с нормами грамматики.
– Я родилась в Позилиппо, близ Неаполя, – рассказала синьора Лукка. – Мой отец – Аугусто Барелли, виднейший местный юрист, бывший одно время депутатом парламента. Дженнаро служил у моего отца, и я, как и любая бы на моем месте, в него влюбилась. Ни денег, ни положения у него не было, были только красота, силы и энергия, так что отец не дал согласия на брак. Мы бежали, обвенчались в Бари и продали мои драгоценности, чтобы перебраться в Америку. Произошло это четыре года назад, и с тех пор мы жили в Нью-Йорке.