Она негромко рассмеялась, окинув его быстрым оценивающим взглядом из-под длинных ресниц, после чего жестом показала ему, что он может вновь водрузить на голову шляпу, которую держал в руке.
– Доброе утро, синьор Каррелли, – улыбнулась она и протянула ему маленькую ручку в перчатке.
Наряд дамы выглядел неброско, но чрезвычайно дорого. Единственным украшением была нитка жемчуга на белоснежной шее.
– Я встречаю вас повсюду, – заметила она. – В понедельник вечером вы ужинали в «Карлтоне», перед этим я видела вас в театральной ложе, а вчера в полдень – и вовсе столкнулась с вами!
Леон в ответ одарил ее ослепительной белозубой улыбкой.
– Это правда, блистательная леди, – сказал он, – но почему-то вы не сочли достойным упоминания факт, что я оббегал весь Лондон в поисках того, кто мог бы представить меня. Не снизошли вы и до моего отчаяния, когда я, словно раб, безропотно следовал за вами повсюду, любуясь вашей неземной красотой, равно как и не тронули вас мои бессонные ночи…
Все это было продекламировано с пылом влюбленного юнца, и дама слушала его, ничем не выражая неодобрения.
– Можете проводить меня, – произнесла она, словно королева, жалующая своему подданному огромную привилегию.
И они неспешно направились в глубь парка, удаляясь прочь от толпы гуляющей публики. Они беседовали о Риме и охотничьем сезоне, о бегах в Кампанье и приемах принцессы Лейпниц-Савало – Леон, скрупулезно изучая колонки светской хроники в римской прессе, старался запомнить все.
В конце концов они оказались на лужайке, окруженной деревьями и удобными садовыми скамьями. Леон по-прежнему играл роль преданного воздыхателя и, когда они отошли в сторонку, первым прервал молчание.
– Какое счастье остаться наедине с божественной красотой! – восторженно заявил он. – Говорю вам это совершенно искренне, сеньорита…
– Скажите мне лучше вот что, мистер Леон Гонсалес, – прервала его леди и перешла на английский, причем в тоне ее голоса властно зазвучали стальные нотки. – Почему вы преследуете меня?
Если она рассчитывала сбить его с толку, то лишь по той причине, что не знала Леона.
– Потому что вы исключительно опасная особа, мадам Кошкина, – холодно ответил он. – А оттого, что Господь наградил вас губами, созданными для поцелуев, да к тому же изящной фигуркой, вы стали еще опаснее. О, как много молодых атташе чужеземных посольств попали в сети этих прелестей!
Его слова заставили ее рассмеяться и, несомненно, были приятны.
– Вы свое домашнее задание выполнили, – произнесла она. – Нет, мой дорогой Гонсалес, я больше не занимаюсь политикой, мне это наскучило. Бедный Иван остался в России, где трудится в департаменте экономики, пребывая в постоянном страхе из-за своих широко известных либеральных взглядов, а я живу в Лондоне, восхитительно капиталистическом и оттого невероятно комфортабельном! Поверьте мне, Ленинград – неподходящее место для леди!