Иногда бывает опасно следить за тем, кто и сам любит понаблюдать.
– Чего же боится мистер Лезерсон? – осведомился Манфред, разбивая яйцо во время завтрака.
В глаза бросался легкий загар на его приятном чисто выбритом лице, поскольку он совсем недавно возвратился из Швейцарии – края солнца и снегов.
Напротив, уткнувшись в «Таймс», сидел Леон Гонсалес; на конце стола расположился Раймонд Пуаккар, тяжелое лицо которого с крупными чертами было мрачным. Я не стану касаться его наклонностей и страсти к выращиванию овощей, поскольку они уже известны нам из других бытописаний.
Пуаккар, подняв глаза на Гонсалеса, спросил:
– Это тот самый джентльмен, который оплачивал слежку за нашим домом весь прошлый месяц?
По губам Леона скользнула улыбка. Аккуратно сложив газету, он сообщил:
– Тот самый… У меня назначена встреча с ним сегодня утром. А пока что ищейки отозваны. Как выяснилось, их наняло детективное агентство Оттиса.
– Если он следит за нами, значит, совесть у него нечиста, – заявил Пуаккар, медленно кивая в такт словам. – Было бы интересно услышать объяснение из первых уст.
Мистер Льюис Лезерсон проживал на улице Лоуэр-Беркли-стрит в очень большом и дорогом особняке. Лакей, отворивший дверь Леону, был выряжен в ливрею, более подходящую для исторических фильмов, нежели для деловой Лоуэр-Беркли-стрит. Темно-красная с золотом, да еще и бриджи до колен… Леон уставился на него с благоговением во взгляде.
– Мистер Лезерсон примет вас в библиотеке, – сообщил лакей.
Гонсалес заметил, что тот преисполнен чувства собственной важности.
Дом и впрямь выглядел роскошным, с дорогой мебелью и пышным внутренним убранством. Поднимаясь по широким ступеням, Леон увидел, как на лестничной площадке наверху промелькнула хорошенькая женщина. Метнув в его сторону исполненный презрения взгляд, она исчезла, оставив за собой слабый шлейф каких-то экзотических духов.
Комнату, куда его препроводили, можно было по ошибке принять за опочивальню, учитывая количество всевозможных безделушек и утонченность отделки.
Мистер Лезерсон поднялся навстречу посетителю из-за письменного стола в стиле ампир и протянул белую ладонь. Он был худ, лысоват, а в его морщинистом лице проглядывало нечто от ученого-схоласта.
– Мистер Гонсалес? – голос у него оказался слабым и не слишком приятным. – Не соблаговолите ли присесть? Я получил ваш запрос – очевидно, произошло какое-то недоразумение…
Он сразу же опустился на прежнее место. Не исключено, что столь холодный прием был рассчитан на то, чтобы скрыть явное замешательство, но, впрочем, ему это не удалось.