Леон Гонсалес, седовласый и одетый с иголочки, быстро вошел в комнату. Его аскетичное худощавое лицо было настороженным, а выразительные глаза оживленно блестели. Он всегда улыбался, этот Леон. Вот и сейчас на его губах играла улыбка, когда он перевел взгляд с одного мужчины на другого.
– Вы! – сказал он и указал на Жюля.
Месье Левингроу вздрогнул. В столь откровенном жесте ему почудилось обвинение.
– Вы хотели меня видеть? – Он попытался вернуть себе утраченное выражение достоинства.
– Хотел, – спокойно ответил Леон. – К сожалению, мне не доводилось встречаться с вами раньше. Мой друг Манфред, о котором вы изрядно наслышаны, прекрасно знает вас в лицо, а мой очень добрый товарищ Пуаккар настолько близко знаком с вами, что может нарисовать вас с закрытыми глазами, что он и сделал давеча вечером прямо на скатерти за ужином – к вящему негодованию нашей крайне бережливой экономки!
Левингроу насторожился; в глубине этих улыбающихся глаз проглядывала холодная, расчетливая душа.
– Чему имею честь быть обязанным… – начал было он.
– Я пришел к вам с дружеским визитом, – улыбка Леона стала шире, а глаза заблестели, словно от сдерживаемого смеха. – Но вы простите мне такую маленькую ложь, месье Левингроу, поскольку это действительно ложь. Я пришел предупредить вас, что ваше мелкое безнравственное предприятие следует прикрыть, в противном случае вас постигнет несчастье. Полиция пока еще не подозревает о существовании кафе «Эспаньол» и его невинных развлечениях.
Сунув руку в карман своего пальто, он резким движением, столь характерным для него, достал оттуда сложенный лист почтовой бумаги и развернул его.
– Вот здесь у меня список тридцати двух девушек, которые отправились на работу в ваши заведения на протяжении последних двух лет, – сказал Леон. – Можете оставить его себе, – он сунул листок в руки Жюлю, – потому что у меня есть второй экземпляр. Вам, быть может, будет интересно узнать, что этот список – результат шестимесячного расследования.
Но Жюль не потрудился прочесть хотя бы первую фамилию. Вместо этого он пожал плечами, протянул листок обратно гостю, а когда тот не стал брать его, просто уронил на пол.
– Решительно не представляю, что вы имеете в виду, – заявил он. – Если вам больше нечего мне сказать, лучше уходите… Всего доброго.
– Друг мой, – Леон заговорщически понизил голос, а его пронизывающий взгляд, казалось, заглянул в самую душу этого отвратительного человека, который, словно жаба, восседал перед ним в глубоком удобном кресле, обитом роскошным атласом, – вы немедленно отправите каблограммы своим управляющим с приказом освободить этих девушек, выплатить им соответствующую компенсацию и вручить каждой обратный билет первого класса до Лондона.